Зима в горах
Шрифт:
Он встал, беспокойно прошелся по комнате и остановился, глядя в окно на темное Ирландское море и серебристую кромку пены.
«Да, — произнес он так тихо, что они едва расслышали его. — Мне теперь надо привыкнуть обходиться без Джеффри. Но ему будет хорошо с Марго. И приятно видеть, когда двое людей так счастливы вместе».
Он с улыбкой обернулся к Гэрету и матери.
«Ну, хватит обо мне», — сказал он.
Они допили виски, поели немного холодной ветчины и в блаженном отупении снова расположились у очага. Гэрет достал потрепанную колоду карт, и они с Роджером, без особого мастерства, но с неиссякаемым запасом дружелюбных шуток сыграли несколько партий в рамс. Была уже полночь, когда Роджер заметил, что мать задремала в своей качалке, и решил: пора и честь знать. Гэрет проводил
— Никакой работы завтра, — сказал он. — Поваляйтесь подольше в постели.
— Непременно, — сказал Роджер. — И еще раз большое спасибо.
Он повернулся и зашагал прочь с неясным, но тягостным ощущением чего-то странно неуместного. И только пройдя ярдов сто в свежей ночной прохладе, понял, что не дает ему покоя. Как только праздничный день пришел к концу и мысли возвратились к работе, и он и Гэрет — оба снова заговорили по-английски.
Двадцать седьмого декабря они приступили к работе, как обычно. Бурый автобус — тоже как обычно — взялся за дело, но, к их великой радости, им удалось испортить ему всю музыку во время самого важного восьмичасового утреннего рейса в город. На окраине Карвеная образовалась большая пробка, и бурый автобус с перехваченными у них пассажирами оказался зажатым между частными машинами и тяжелым грузовиком, который упрямо выперся на середину проезжей части. Гэрет, пригромыхав туда на своем полупустом автобусе, изловчился просунуться в образовавшийся на мгновение просвет во встречном потоке машин, с громким презрительным ревом промчался мимо бурого автобуса и значительно раньше него прикатил на площадь. Тестомордый шофер бурого пирата припарковал машину в свободном местечке на противоположной стороне площади, с неприличной торопливостью произвел посадку и поспешно отбыл в обратный рейс, а Гэрет и Роджер покатывались со смеху, улюлюкали, приплясывали и всячески издевались над ним под надежным кровом своего автобуса.
Радость одержанной победы бурлила в них целый день, хотя мало-помалу стало ясно, что бурому автобусу дан приказ вытеснять их с линии любыми способами. Он маячил впереди них на всех перегонах, и выручка их за этот день была ниже, чем всегда. Но и Роджер и Гэрет избегали касаться этой темы. Неколебимое терпеливое упорство заглушило все другие чувства: пока в сумке позвякивают хотя бы две-три монеты, они не сдадутся, и, как знать, — эта невысказанная словами мысль витала в воздухе — быть может, Дик Шарп выдохнется раньше.
Было без пяти минут десять, когда Роджер вышел из пивной Марио, застегивая на ходу кожаную куртку, спасаясь от пронизывающей стужи. Ночь была ясная, безветренная, подмораживало. В огнях Карвеная тускнело мерцание звезд, но, поглядев на черное небо, Роджер понял, что там, в горах, где ничто не мешает их блеску, он увидит, как они, неправдоподобно огромные, сияют и мерцают на темном небосклоне. Он быстро зашагал по направлению к площади. Желтый автобус стоял на своем обычном месте, уже наполовину заполненный пассажирами, но без огня: пассажиры довольствовались светом, проникавшим с площади. Значит, Гэрет еще не пришел. Это было необычно: — Гэрет всегда приходил к автобусу первым.
Роджер поднялся в автобус и включил освещение. Пассажиры явно были довольны, разговор оживился и кое-кто из стоявших на площади в ожидании, по-видимому, бурого автобуса, поднялся в желтый и уселся на свободные места. Роджер взял свою кожаную сумку: можно продавать билеты, сейчас появится Гэрет, и они поедут. В разных концах города начали бить часы — десять ударов. Звон часов так отчетливо разносился в морозном воздухе, что проник даже в автобус, вплетясь в шум голосов. Десять часов, а где же Гэрет? Роджер беспокойно прошелся по автобусу, поглядывая в окна. Площадь была почти безлюдна. Несколько автобусов компании «Дженерал» стояли с включенным светом готовые двинуться в путь, да кое-где мелькала закутанная в пальто фигура, спешащая к вожделенному теплу очага. Какая-то одинокая витрина отбрасывала на мостовую квадрат света. В одиннадцать часов и она погаснет.
Затем Роджер увидел приземистую фигуру, направлявшуюся через площадь к их автобусу. Конечно, это был не Гэрет, но кто-то такой же коренастый и столь же хорошо знакомый, и на
Гито подошел прямо к автобусу и поднялся по ступенькам. Лицо его было угрюмо. Сделав уступку стуже, он надел старую фетровую шляпу с узкими полями, которая скрывала лысину и молодила его. Роджеру доводилось видеть Гито без Айво, но без его сверкающей лысины — ни разу. Гито поглядел на Роджера, наклонил свою большую голову, обвел глазами автобус, словно проверяя, к кому он будет обращаться, и проговорил негромко, сурово:
— Я пришел, чтобы повести автобус.
— А где же Гэрет? — спросил Роджер.
— В больнице, — сказал Гито. Он сел за баранку и пошарил в кармане. — Гэрет дал мне ключи, — сказал он. — У меня есть права, так в чем дело?
— Но… — проговорил Роджер и глотнул слюну. — Но что же с Гэретом? Откуда вы знаете, что он в больнице? Вы были там, видели его?
— Мы доставили его туда. Я и Айво.
— Да что с ним? — воскликнул Роджер. Почти все пассажиры, за исключением двух-трех на заднем сиденье, перестали разговаривать и глядели на него и на Гито. В автобусе воцарилась настороженная атмосфера; все понимали: что-то произошло.
— У него перелом запястья, — сказал Гито. — И ушибы. Там его обследуют. Мы его подобрали — я и Айво. И доставили прямо в больницу. Он дал мне ключи и сказал, что в десять часов надо отправить автобус.
— Запястье сломано? Ушибы? И он в боль…
— Драка была, — сказал Гито. — Похоже так, — добавил он, давая понять, что при ней не присутствовал. Он включил зажигание, стартер заработал, и свет в автобусе на мгновение потускнел. Но вот уже равномерно загудел двигатель, и свет снова стал ярче.
Гито был явно не расположен продолжать разговор, пока они не прибудут в Лланкрвис. А может быть, и вообще. Он развернул машину на площади и выехал на шоссе. Роджер, оглушенный известием, со щемящим чувством в груди начал обходить пассажиров, собирая плату за проезд. Почти каждый спрашивал его, где Гэрет. И у каждого он молча принимал деньги, давал, если требовалось, сдачу и после этого отвечал:
— Отдыхает.
Миссис Пайлон-Джонс тоже была в автобусе. Она оказалась в числе немногих, кто не спросил, где Гэрет. Она молча протянула Роджеру деньги, и он прочел в ее взгляде сострадание и непоколебимую уверенность в собственной правоте. Выражение ее лица говорило: сами вы по собственной глупости ввязались в очень скверную историю и чему же тут удивляться, если с Гэретом случилось несчастье.
Когда они проехали полпути, Роджер уже обошел всех, и ему не оставалось ничего другого, как плюхнуться на свободное место впереди и уставиться поверх шляпы Гито в ночное небо над горами. Он был так подавлен и такая его сжигала тревога, что он подумал: надо бы собирать плату за проезд еще медленнее. И в то же время, как ни удивительно, он остро завидовал Гито. Для Гэрета Гито был подлинным другом, на которого он мог положиться в беде. Если бы это Роджер подобрал Гэрета и отвез его в больницу, дал бы Гэрет ему ключи, доверил бы вести автобус? Правда, ведь у Гито есть права. Он может управлять автобусом на законных основаниях, и, конечно всякому дураку ясно, что, когда они со всех сторон окружены врагами, было бы крайне опасным и неверным шагом позволить Роджеру вести автобус, не имея профессиональных прав. Все это Роджер понимал. И тем не менее он завидовал Гито, который спокойно и умело вел автобус все вверх и вверх, по бесчисленным зигзагам дороги, то и дело останавливаясь, чтобы высадить пассажиров, потом плавно трогаясь с места даже на самых крутых подъемах и тем невольно заставляя вспомнить, что он и Айво сами когда-то водили здесь автобус. Да, пока их не выжил Дик Шарп. Они сдались, оставив Гэрета сражаться в одиночку с хищником. А вот он, Роджер, ввязался в их свару, словно это было его кровное дело, был верен Гэрету, бескорыстно помогал ему, полностью отдал себя в его распоряжение. И все равно он никогда не станет так близок Гэрету, как Гито, никогда между ними не установится такой непринужденной, естественной близости. Рождественский день был исключением, разнузданным всплеском чувств.