Зимний роман
Шрифт:
Погода словно помогала человеку. Ветер прекратился, мокрая крупа тоже перестала сыпать. Тихое спокойствие установилось вокруг. Даже птицы не нарушали тишину своим пересвистом. В воздухе витал запах снега. Теперь Толян слышал только собственное тяжёлое дыхание и свист возвращающихся голых веток, которые он задевал по пути, да шум падающих с них крупных капель.
Силы закончились с последним шагом через порог зимовья. Несколько минут хозяин избушки лежал около входа, рядом со своей ношей, не в силах пошевелиться. Немного восстановившись, он первым делом растопил печку и пошёл за водой. Верхняя одежда незнакомки была настолько рванной и грязной, что без
Первое ведро не успело согреться. Пришлось смывать живность с женщины холодной водой. Остатками был вымыт пол, иначе бы насекомые расползлись по избушке и потом были бы проблемы. Приступив к мытью горячей водой, Толян понял, что первый этап ещё не закончен. Волосы пострадавшей кишели паразитами. Выбора не было. Ножницы в хозяйстве нашлись и через пять минут к неприятному запаху палёных тряпок добавился ещё более резкий.
Тепла и наведения чистоты оказалось недостаточно. Тело женщины по-прежнему было безжизненно. Она остывала. Единственным выходом была баня. В печку подброшена новая порция дров, с речки принесены ещё два ведра воды. Через час домик стал похож на паровой котёл – вот-вот взорвётся. Жар не давал дышать, но Толян терпел. Он закончил процедуру, только когда пульс незнакомки начал учащаться.
Открыв на минуту дверь и выпустив излишки пара, он постелил постель, которую заранее выносил в сенцы, и уложил на неё незнакомку. Ночь уже опустилась на землю, темнота мешала следующей операции, но откладывать было нельзя. Пришлось использовать обе керосиновые лампы, дюжину свечек и три электрических фонаря – почти весь арсенал освещения.
Медленно, сантиметр за сантиметром, Толян исследовал кожу женщины. Вырезал забравшихся клещей, вскрывал гнойнички, образовавшиеся в результате укусов летающих тварей, обрабатывал ранки. Закончил он далеко за полночь, но всё же нашёл в себе силы и принялся вливать больной в рот куриный бульон, сварившийся к этому времени из окорочков, взятых с собой на первые дни. Оставалась последняя процедура, но он решил отложить её на утро.
Снова он
Ночь прошла спокойно. Хозяин, намотавшись днём, спал как убитый, а находка действительно была почти убита тайгой. Разглядывая её в спокойной обстановке при дневном свете, он подумал, что никогда бы на такую не взглянул. Впрочем, распухшее лицо и стрижка наголо кого угодно превратят в страшилище. Женские формы, как он вчера успел заметить при операции, тоже не очень хороши. Но и это можно списать на недельную голодовку.
«Кстати – вспомнил Толян – нужно покормить бедняжку». Он разогрел вчерашний бульон, потому что ничем другим в бессознательном состоянии накормить невозможно, и хотел приподнять больной голову, но отдёрнул руку. Градусника в хижине не было, но то, что температура у женщины выше сорока, сомнений не вызывало. «Ну что же – подумал он – придётся использовать последнее средство».
Эти средством была особая, чудодейственная мазь и настойка. Летом в посёлке подвыпившие мужики заподозрили попавшегося им под руки китайчонка в мелкой краже и хотели его избить. Толян заступился за пацана и проводил его домой. А вечером к нему пришёл пожилой китаец и принёс эти снадобья. Объяснил, как их использовать, и предупредил, что делать это можно только в самом крайнем случае. Похоже, этот случай настал.
Растирать мазь требовалось тщательно. Как на повреждённых участках, так и на здоровых. Впрочем, нетронутых мест почти не осталось.
Но главная сила заключалась в микстуре. Её было совсем мало, но и требовалось пострадавшей всего одна столовая ложка. Осторожно, стараясь не уронить ни капли, Толян отмерил необходимую дозу и перелил её, для надёжности, в стакан. Приподняв голову женщины, поднёс его к губам и дождался, когда они ответно шевельнутся. Тогда он быстро влил лекарство в рот и приподнял подбородок пациентки.
Реакция появилась мгновенно. Все мышцы больной напряглись, кулаки и зубы сжались. Она вытянулась, голова запрокинулась, а по телу пробежала мелкая дрожь. Через несколько секунд напряжение спало. Женщина, глубоко вздохнув, умиротворённо расслабилась. Она по-прежнему лежала без движения, но теперь напоминала не труп, как раньше, а просто спящую.
Вечером Толян хотел помазать ещё раз все разрезы и укусы йодом, но увиденное потрясло его. Ранки затянулись, краснота ушла, опухоль сошла. Температура у больной была нормальная, она тихо спала. Удивившись такому эффекту и гордый тем, что ему удалось спасти человека, он, с сознанием выполненного долга, лёг спать.
Она
Идти, идти, надо идти. Эта мысль засела в мозгу и вытеснила все остальные. Вся жизнь теперь заключалась в этой задаче. Иногда появлялась мама. Она всегда молчала, только в глазах читалось: «Иди, доченька». Бывший не приходил, но Ирина знала – он смотрит, он ждёт, когда она остановится.
Гнус больше не доставал, потому что пропала чувствительность к укусам. Холод успокаивал горящую кожу, бодрил и гнал вперёд. Иногда всё проваливалось в темноту. Очнувшись, она снова шла. Даже если мрак окружал её. День и ночь, явь и забытьё, всё смешалось.
Потом стали приходить воспоминания. Картинки были яркими, Ирина будто пересматривала события своей не такой уж длиной жизни.
Больничная палата. Толстая девица на соседней койке: «Да не реви ты, ещё нарожаешь. Для себя пожить надо, пока молодая». Если толстухе что-то возражали, она закатывала глаза и уходила покурить тайком в туалете.
Первая экспедиция после института. Влад, один из молодых сотрудников настойчиво ухаживает за ней. Она ещё не отошла от развода, но слишком молода. Действительно, надо пожить для себя. Так хочется счастья.
Ей двенадцать лет. Она прыгает через скакалку. Коротенькая юбочка взлетает при каждом подскоке. Неподалёку сидит на скамейке неопрятного вида мужик и смотрит на её ноги: «Девочка, хочешь мороженого»? Она в ужасе мчится к маме, и они вдвоём убегают из парка.
Муж ходит по квартире в трусах. Непреодолимое отвращение охватывает её, когда она смотрит на его голые ноги.
– Нам нужно развестись.
– С языка сняла.
Похороны мамы. Теперь она осталась совсем одна. Хочется выть и ни с кем не разговаривать. Не выдержав ужаса пустой квартиры, она, не устроив поминок, уезжает назад в экспедицию.
Снова детство. На день рождения мама купила ей большую куклу. Они вдвоём идут из магазина, и все оглядываются на счастливую девочку в новом, красивом платье.
Пустые глаза Влада на вокзале. Зная, что их роман ограничен одной экспедицией, но, не признаваясь даже себе, она всё же на что-то надеялась. Образовавшиеся стойкое отвращение к сильному полу и глубокое убеждение, что все мужики сволочи.