Зимняя луна (Ад в наследство)
Шрифт:
– Ты говоришь об инопланетянах?
– перебил его Харлан Моффит.
Джек подумал, что, если не вдаваться в долгие объяснения, лучше и не скажешь:
– Инопланетяне. Они...
– Да черт меня раздели!
– завопил Харлан Моффит и шлепнул мясистым кулаком о свою ладонь. Из его глотки хлынул стремительный поток слов: - Я знал, что когда-нибудь увижу одного из них. В "Инквайере" о них все время пишут, и в книгах, я читал. Некоторые инопланетяне хорошие, некоторые плохие, а есть и такие, про которых никогда и не подумаешь, что они не наши, - ходят себе среди бела дня совсем как люди. Вот эти-то и есть самые настоящие ублюдки, да? Прилетают, понимаешь, на своих тарелках, да? Святое дерьмо со святой крыши. Я уж им покажу!
– Он схватил последние две канистры бензина, спрыгнул с крыльца, и побежал наверх по ярким бликам пламени, которые рябили, как призрачные флаги на снегу.
– Давай, давай - вздуем этих ублюдков!
Джек рассмеялся бы, если психическое здоровье и жизнь его сына не повисли бы сейчас на тоненькой нитке, на самом волоске. Но все равно он едва не сел на заснеженное крыльцо и чуть не разразился хихиканьем и гоготом. Смешное и смерть очень близки. Последнюю без первого не увидишь. Любой полицейский это знает. Жизнь была абсурдна до самого конца. Так что очень много смешного находилось и в середине, и в тот момент, когда вокруг творится черт знает что, чуть ли не настоящий ад. Атлас не несет мира на своих плечах, и нет никаких гигантских бугров мускулов с большим чувством ответственности. Мир балансирует на пирамиде клоунов, а они всегда гудят в свои рожки, шатаются из стороны в сторону и дурачат друг друга. Но даже, хотя это и было абсурдно, хотя жизнь могла быть ужасной и смешной в одно время, люди умирали. Тоби мог все еще умереть. Хитер. Все они. Лютер Брайсон шутил и смеялся за секунду до того, как получить пулю в грудь.
Джек поспешил за Харланом Моффитом.
Ветер был холодный.
Холм - скользкий.
А день тяжелый и серый.
Взбираясь по склону двора, Тоби воображал, что плывет на зеленой лодке по холодному черному морю. Зеленой - потому что это был его любимый цвет. Никакой земли не видать. Только его маленькая зеленая лодка и он сам в ней. Море старое, древнее, старше чем человечество. Такое старое, что может вдруг ожить, может думать, может хотеть чего-то и добиваться этого. Море хотело подняться со всех сторон от маленькой зеленой лодки, захлестнуть ее волной. Утащить вниз под тысячу саженей в чернильную воду, и Тоби вместе с ней. Десять тысяч саженей, двадцать тысяч - ниже и ниже. Дотуда, где нет света, а только странная музыка. В лодке у Тоби лежали целые тюки Успокоительного Порошка, который он получил от кого-то очень важного, может быть, от Индианы Джонс, может быть от ИПа. А может, от Аладдина - вероятно, от Аладдина, - а тому дал его сам Джинн. Он разбрасывал Успокоительный Порошок в море, между тем как маленькая зеленая лодка медленно двигалась вперед. И хотя порошок казался просто серебристым светом в его руках, легче пера, он становился колоссально тяжелым, когда падал в воду. Но тяжелым по-странному, по-смешному, потому что не тонул этот волшебный Успокоительный Порошок, а заставлял море утихомириться. Делал его мягким и ровным, без ряби, как зеркало. Древнее море хотело подняться, поглотить его лодку, но Успокоительный Порошок давил на него. Сильнее, чем утюг, сильнее чем свинец. Давил и успокаивал, усмирял. Глубоко внизу в темных и холодных ущельях море вздымалось, яростно рвалось к Тоби, желая даже больше, чем просто убыть его. А утащить, разбить его тело на кусочки о прибрежные скалы, потом засосать его своими водами и тереть о берег, пока он не станет мелкой песчаной пылью. Но оно не могло подняться, не могло: все было спокойно на поверхности, мирно и спокойно. Спокойно!
Может быть, потому что Тоби сконцентрировался так сильно на том, чтобы удержать Дарителя под собой, ему не хватало сил взбираться на холм. Хотя снег и не был так уж глубок на расчищенной ветром вершине холма. Джек поставил канистры с горючим в трети пути до верхнего леса, и, перенеся Тоби к каменному флигелю и отдав Хитер ключи, вернулся за бензином.
К тому времени, когда Джек снова подошел к каменному домику, Хитер открывала дверь. Комнаты внутри были темными. У него не было времени исследовать, почему, свет не зажигается. Тем не менее теперь он знал почему Полу Янгбладу не удавалось включить электричество в доме в понедельник. Обитатель не хотел, чтобы они входили.
Комнаты были темны еще и потому, что забитые окна не пропускали ни лучика снаружи, и не было времени отдирать доски. К счастью, Хитер не забыла о фокусах с электричеством во флигеле и приготовилась. Из двух карманов своего лыжного костюма она достала вместо пуль по фонарю.
Так всегда происходит, подумал Джек: надо идти в темное место. В подвал, в вечернюю аллею, брошенный дом, в котельную или на разрушенный склад. Даже когда полицейский гонится за преступником посреди бела дня и все проходит на свету, снаружи, в самом конце схватки, когда ты лицом к лицу со злом, это всегда происходит в темном месте. Как будто солнце просто не в силах отыскать этот маленький уголок Земли, где ты и твой потенциальный убийца испытывают судьбу.
Тоби зашел в дом впереди них, то ли забыв о своей боязни темноты, то ли жаждая выполнить дело.
Хитер и Джек взяли каждый по фонарю и канистре с бензином, оставив две канистры снаружи, у двери.
Харлан Моффит шел замыкающим и нес еще две.
– А на что эти подонки похожи? Они все безволосые и большеглазые, как те, которые похитили Уитли Стрибер?
В пустой и неосвещенной гостиной Тоби стоял перед темной фигурой. Когда они посветили туда фонарями, то обнаружили то, что мальчик нашел до них. Харлан Моффит получил ответ. Не безволосое и не большеглазое. Не юркие ребятишки из фильмов Спилберга. Мертвец с разложившейся плотью стоял, расставив ноги, немного накренившись, но без всякого риска рухнуть на пол. Совершенно отвратительное существо обернулось вокруг спины трупа, соединенное с ним еще несколькими жирными щупальцами, которые скрывались в гниющем мясе, как будто оно пыталось стать единым с мертвой плотью. Оно было в недвижности, но явно живо: непонятные пульсы были видны под его влажно-шелковой кожей, а кончики у некоторых щупалец дрожали.
Мертвый человек, на котором повис пришелец, был старый друг и партнер Джека Томми Фернандес.
Хитер поняла слишком поздно, что Джек еще не видел ни одного из ходячих мертвецов с кукольником в седле. Одного этого зрелища было достаточно, чтобы опровергнуть большую часть его предположений о врожденной доброте. Или по крайней мере нейтральности Вселенной и неизбежной справедливости мира. Не было ничего доброго или справедливого в том, что сделалось с останками Томми Фернандеса. То же Даритель сделает с ней, Джеком, Тоби и остальным человечеством, пока еще живыми людьми, если у него будет такая возможность? Откровение было тем мучительней, потому что именно над телом Томми Вселенная и Даритель так надругались. Не над трупом какого-нибудь незнакомца!
Она отвернула свой фонарь от Томми и испытала облегчение, когда и Джек быстро опустил свой. Не в его характере долго рассматривать подобные ужасы, это не должно ему нравиться. Хотелось верить в то, что несмотря на все, что ему пришлось испытать только что, он будет крепко держаться за свой оптимизм и любовь к жизни, что и делало его таким особенным.
– Эта штука должна умереть, - сказал Харлан холодно. Он потерял свою природную оживленность и горячность. Он больше не был Ричардом Дрейфусом в взволнованных поисках встреч третьего рода. Самые страшные апокрифические фантазии по поводу злых пришельцев, которые предлагали ему дешевые комиксы и фантастические фильмы, казались не просто глупыми при взгляде на чудовище, которое стояло во флигеле. Они были по-детски наивны, потому что их представление о зле извне ограничивалось столь немногим. Это были жалкие замки с привидениями, в сравнении с бесконечно отвратительными созданиями и мучениями, которые имела в запасе эта томная, холодная Вселенная: - Должна умереть прямо сейчас!
Тоби отошел от тела Томми Фернандеса в тень.
Хитер последовала за ним с фонарем:
– Малыш?
– Нет времени, - сказал он.
– Куда ты идешь?
Они двинулись за ним в конец мрачного дома. Через кухню, через то, что, должно быть, когда-то представляло собой прачечную комнату, но теперь было покрыто слоями пыли и паутины. Расчлененный скелет крысы лежал в одном углу, ее тонкий хвост свернулся в знак вопроса.
Тоби указал на пятнисто-желтую дверь, которая без сомнения, когда-то была белой:
– В подвале, - сказал он.
– Это в погребе.
Прежде чем спуститься вниз к тому, что их там ждало, они оставили Фальстафа на кухне и закрыли дверь в прачечную, чтобы задержать его там.
Ему это не понравилось.
Когда Джек открыл дверь в совершенную черноту, бешеный скрежет по полу собачьих когтей наполнил комнату позади них.
Следуя за папой вниз по качающимся ступенькам, Тоби что было сил сосредоточился на маленькой зеленой лодке в своей голове, которая и вправду была хорошо сделана. Никаких щелей для течи, она вовсе не потопляема. Палуба была заполнена высокими тюками серебристого Успокоительного Порошка. Его было достаточно, чтобы удержать поверхность этого злого моря в спокойствии и тишине еще тысячу лет! Не важно, что оно там хочет, не важно, насколько оно разозлилось и разволновалось в глубоких ущельях. Он плыл по нему, по воде без волн и ряби, разбрасывая свой волшебный порошок. Солнце светило в вышине, все было так, как он любил, - тепло и безопасно. Древнее море показывало ему собственные картинки на своей жирной черной поверхности, которыми хотело его напугать и сделать так, чтобы он забыл разбрасывать порошок. Его мама, которую объедают крысы. Голова его папы, расколотая посередине, а внутри ничего, кроме тараканов. Собственное тело пронзают щупальца Дарителя, который сидит на спине. Но Тоби быстро отворачивался от всех них и поднимал лицо к голубому небу, не позволяя этим картинкам сделать из себя труса.