Зимняя сказка.Дилогия
Шрифт:
Остальные наши женщины, вместе с детьми ехали в первом кунге. Второй кунг, мы решили во время движения даже и не отапливать, поберечь солярку. Тем более что он довольно быстро прогревался, а за время движения не должен был сильно промерзать.
Первую остановку мы планировали сделать километров через пятьсот, именно на такое расстояние был рассчитан топливный бак ГАЗона. Из всех наших вездеходов, у него был наименьший запас топлива в баке.
Обедать решили не останавливаться, в кабине каждого вездехода было по большому термосу с горячим чаем и кофе, много бутербродов с паштетом и баночной ветчиной. Останавливаться в процессе движения, договорились
Полностью мы загрузились только к двум часам дня, после чего последний раз пообедали в нашем доме и с грустью, рассевшись по вездеходам, отправились в путь.
Я на память о моём доме, отколол от стены кусочек кирпича и положил во внутренний карман куртки, поближе к сердцу. Мне было больно расставаться с моим милым, любимым домом. Все-таки я вложил столько сил и времени строя его, и он стал родным и не только для меня. У всех женщин на щеках, я заметил следы слёз. Когда мы выезжали из нашего посёлка, то, не сговариваясь, начали гудеть в клаксоны. Прощаясь и с этим приютившим нас местом и с нашим любимым Подмосковьем.
Книга 2
Поиск ЭДЕМА
Глава 1
Боль! Боль в глазах. Именно это я почувствовал, когда очнулся от нарушения ритма движения нашего ГАЗона. Все тело затекло и, несмотря на работающий обогрев, в кабине было довольно прохладно. Посмотрев на хронометр, я удивился, казалось, что спал уже часов пять, а выходило, что пересел на пассажирское место только два часа назад. Переведя взгляд на водителя, я спросил:
— Серёга! Что случилось? Почему остановился?
В это время он что-то говорил по рации. Оторвавшись от неё, посмотрел на меня и ответил:
— Все нормально, Батя! Пора доливать солярку.
После этого выругался и продолжил:
— Хотя по расчёту Коли топлива должно было ещё хватить километров на сто. Вот встанем в раскоряку посреди Каспийского моря, тогда в такой холод считай, дело — труба!
После этого он опять выругался и начал уже громко говорить по рации:
— Алло! Алло Флюр! Хан, твою мать, отзывайся!
Из приёмника донёсся искажённый помехами голос Флюра:
— Ну что орёшь, Малой? Нарушаешь это белое безмолвие? Страшно стало, поболтать хочется?
Из динамика раздались отрывистые, каркающие звуки смеха, потом Флюр продолжил:
— Серёга! Если даже отстал и заблудился — не боись, держи хвост пистолетом. В случае чего разбуди Батю, вот уж он тебе вставит, сразу в мозгах прояснится, и быстро нас догонишь.
Из рации опять донеслись булькающие звуки смеха. Сергей уже более тихим голосом стал бубнить в микрофон:
— Да хватит тебе подкалывать! Соляра заканчивается, надо останавливаться и заправляться. У нас движок уже начал кашлять, минут через пять заглохнет. Я тебе, когда ещё говорил, что лампочка загорелась. А ты — не суетись, не суетись! Спешка нужна только при ловле блох. Вот сейчас доловимся — двигатель заглохнет, потом, при таком морозе, будем целый час заводить.
На улице стоял сорокаградусный мороз. Время было ближе к вечеру, солнце уже скрылось и начало темнеть, но всё равно без солнцезащитных очков смотреть на открывающуюся снежную равнину было невозможно. Да судя по моим глазам,
Силой воли я подавил в себе эти упаднические мысли и уже бодрым голосом сказал:
— Серж! Ну, ты и страшен, бродяга! В прежние времена тебя без всякого кастинга взяли бы на роль зомби в любом голливудском фильме — ужасов.
Он обиженно закусил губы и надтреснутым, скрипучим голосом ответил:
— Да! А вы себя-то давно в зеркале видели? И вообще, я своей Наташке и такой нравлюсь, а мнения других меня не интересуют.
После этого он отвернулся, и начал с деловым видом что-то разглядывать на приборном щитке ГАЗона. Я его хлопнул по плечу и уже другим тоном произнёс:
— Малой, не обижайся! Мы все сейчас такие, но зато живые! А что кожа обморожена, так это ерунда, в тёплых краях отрастёт новая.
В это время из рации донёсся голос Саши:
— Серёга! Сейчас все поворачивают к тебе. Буди Батю, минут через десять подъедем. Я предупредил наших дам, чтобы начинали готовить обед. Думаю, раз вдвое суток супчик похлебать надо, а то всё внутри слипнется нафиг. Устроим заодно совещание — что будем делать дальше. С таким расходом — топлива может и не хватить до Баку.
Вместо Сергея рацию взял я, и нарочито строгим тоном сказал:
— Приём! Санёк, вы, что там засоряете эфир. Поспать, блин, не даёте! Скажи Флюру, что с его голосом только в общественном туалете кричать — занято.
Из динамика донеслись отдалённые звуки смеха. Я между тем продолжил:
— А насчёт супчика ты прав — организм, он не железный, надо иногда его и побаловать. Тем более, в кунге, наверное, тепло и там — женщины.
Хохотнув, я закончил:
— Да и в полный рост можно будет встать, хоть немного размять кости. Не мешает и Колю пропустить по кругу — вставить ему пистон за такие расчёты. Какого чёрта он не учёл, что при таком морозе расход топлива будет гораздо выше. Ладно, за обедом всё обговорим, а сейчас всех ждём. С минуты на минуту наша таратайка заглохнет.
После этого, я передал рацию в руки Сергея, а сам закрыл глаза и откинулся на спинку пассажирского сиденья. В голову опять полезли мысли об истории нашей жизни после катастрофы. Возникла как живая сюрреалистичная картина её последствий: развалины домов в Пущино после сильнейшего землетрясения, случившегося в результате взрыва Йеллоустоунского супервулкана, который располагался в такой, казалось бы, далёкой Америке; трупы жителей соседней деревни, отравившихся вулканическими газами и, как приговор звучавшие слова немногих, всё ещё работающих радиостанций: