Златая цепь времен
Шрифт:
Не ответят, почему им сегодня так уж понравилась, так уж понадобилась далекая, беззвучно умершая древность, похороненная еще до Кортеса. В том-то и сила, что не ответят. Коль ответили бы, да объяснили бы, да еще и план представили бы, то была бы это просто очередная кампания лишь, даже не мода. Однако же тут, видимо, стараются все. Ведь без всяких этих чиновничков и чиновников муниципальных и прочих не дадут ни денег, ни разрешения «пачкать» стены небоскребов майянской и прочей символикой, которая к тому черт знает что и значит. Значит, даже чиновники разрешают либо не возражают. Невозражающий же чиновник для таких дел наилучший покровитель: ни мешать советами, ни диктовать не будет. Вот так-то…
В XV веке обитатели
Колючие сукна из немытой шерсти — мыть было нечем — так драли шею, что всяческие пышнейшие воротники были необходимы для защиты кожи. Скучно, серо жили и наиболее сытые. Драться же умели бесподобно: примо, развлечение, выгодное для воображения, манящее выигрышем, подобно рулетке; секундо, развлечение эффектно-доступное в силу общего закона наименьшей трудности дел разрушительных. А вообще — народ был нищий, все эти рыцари. Ричард Львиное Сердце как был убит? Один из его вассалов на французской земле нашел клад. Король говорит — мое, вассал — не отдам. Ричард пошел на него походом. Во время штурма один из стрелков вассала ранил Ричарда в пятку, и король умер от общего сепсиса, ноги-то немытые.
Итак, в XV веке эти немытые, грубые, смелые и сильные рубаки отправились на всесветный грабеж. В индийском порту, где появилась первая эскадра Васко да Гамы, на встречавших ее богатых и наивных горожанах было навьючено больше шелков, больше отлично тонких тканей, больше золотых украшений и драгоценных камней, чем на всех оставшихся дома европейцах, взятых вместе. Ведь недаром же законы Западной Европы тех эпох навязывали бюргерам скромную униформу. Тут соль не в одной дворянской гордости: богатые бюргеры, дай им волю, вздуют цены на роскошь.
Грабили. И — чужим не разживешься, как объяснил мне один колхозник, мой друг, вернувшись осенью 1945 года прямо из Германии без всяких трофеев. О том, что есть исторический пример — Испания, — он не знал.
Времена изменились. Одна ли Мексика, подобно бойцу, готовящемуся к драке, укрепляется на ногах, топчется, пока подошвы не почувствуют твердую опору не наносного грунта, а первозданной скалы? Требуется: единство нации, обязательно нации исторической, извечно местной, от самой земли, от данных квадратных километров, точно определенных этими координатами и отраженных в меркаторовской проекции на этом именно бумажном листе.
26.XII.1960
*
Уважаемый Николай Онуфриевич![37]
Получил Ваше письмо и Ваш этюд «Об обрядах». Я полагаю, что Вы совершенно правы и фактически, и эмоционально. Последнее слово я употребляю не случайно.
Отвечаю Вам не с целью дать якобы научный разбор Вашего этюда, — я не дипломированный историк, — но чтобы поделиться с Вами некоторыми моими мнениями, добытыми путем многолетней работы.
Было, есть и будет не только ряд исторических школ, но внутри каждой — группировки, весьма и, зачастую, яростно спорящих. Это естественно, здесь нет ничего плохого: сражаются и математики, и физики, и прочие представители «точных» наук.
Кто же из сражающихся если не прав, то хоть более прав? Чтобы ответить на такой вопрос, нужно обратиться к методу диалектического материализма. Методу, а не цитатам. Попробую выразить то, что я называю моим мнением о подходе
А. Биологически человек за свой исторический период, — скажем, за последние десять тысяч лет, — ни в чем не изменился. Череп, костяк — те же. Следовательно, таково же и вмещаемое. И коль я действительно хочу быть материалистом, для которого сознание есть феномен всех физиологических функций, то человек прошлого для меня должен быть не только понятен, но и близок. На самом деле, мы привыкли к поэтически звонким словам — столетие, тысячелетие. Однако же столетие есть лишь смена трех поколений, а тысячелетие — тридцати. Не только за столетие, но и за тысячи лет человек физически измениться и не мог.
Б. Старый метод историков сводился к повторению и к толкованию источников. Каждый считал себя умеющим толковать критически. Сейчас в число источников все шире входят археологические находки. И, несмотря на небольшое число последних, уже опровергнуты такие данные, полученные из писаных источников, как отсутствие у древних славян своего железа, отсутствие ремесел и некоторое др. Иначе говоря, древние славяне уже давно успели выйти из эпохи собирательной, куда их не так давно относили. Дело в том также, что писаные источники не говорили о вещах общеизвестных, всем и без того понятных. Поэтому надобно помнить, что летописцы писали лишь о выдающихся событиях. Поэтому в некоторых наших летописях есть «пустые годы». Составитель отмечал: в таком-то году ничего не произошло. Это необходимо иметь в виду, как и то, что в летопись попадали эксцессы скорее, чем обычно-мирные дела. Так, например, репутация новгородских ушкуйников как разбойников создана не тем, что все они были скоры на руку и на добычу, но потому, что в писаное преданье попали те, кто ославился.
В. Помнить, что многие писаные памятники по нескольку раз редактировались. Римско-византийские источники исполнены агитации и проч., проч.
Арабские источники носят сказочный характер, и с примесью клубники, что обязательно. Поэтому отношение к арабским источникам, казалось, должно быть наиболее критичным.
Передо мной книжка: Бузург ибн Шахрияр «Чудеса Индии». В ней полно нелепостей и с клубничным и с прочими оттенками, однако же Институт востоковедения АН СССР рекомендует книгу, как «один из интереснейших памятников»… И что интересно. На суде однажды уличенный во лжи свидетель лишается доверия. Историки же поступают иначе: источник-де здесь ошибается, но далее он хорош. И сами историки тоже не отстают. В. О. Ключевский писал по поводу замены смертной казни денежными штрафами на Киевской Руси: «Значит, режь, бей, грабь, только князю плати». Так же несерьезно В. О. Ключевский писал по поводу проведения транссибирской дороги: «Теперь сибирские дети останутся без молока». Они же, историки, работая с источниками, отбирали часто то, что им нравилось, что подходило под схему.
Г. В XVIII веке с легкой руки Руссо создался миф о дикаре, блаженном, счастливом дитяте природы. Затем по так называемым дикарям начали реконструировать прошлое других народов. При всей внешней материалистичности — чистейший идеализм: начисто снят фактор времени и развития. На самом деле, между человеком и обезьяной, имеющими общего предка, эволюционное расстояние дважды больше, чем расстояние между этим предком и любым из двух его потомков. То же относится к современным народам, ибо и так называемые отсталые суть результат эволюционного развития. Предполагать, что «отсталые» находились в подобии холодильника, пока другие эволюционировали, есть идеализм. Само собой разумеется, что дружба народов является насущной необходимостью вне зависимости от степени развития. Я хочу сказать, что нельзя вносить политику нашего дня в постижение прошлого. Но метод диалектического материализма — обязательно.