Зло той же меры
Шрифт:
– О чём задумался? – спросила Лиза, отпивая из своей любимой белой с изображением единорога кружки пусть и не самый дорогой и обыкновенный растворимый, но очень ароматный кофе. Она была слегка бледновата и медленно потирала пальцами левой руки висок.
– Да так… начинается мигрень, да? – эта треклятая болезнь мучила Лизу с подросткового возраста, то преследуя чуть ли не каждый день, то не давая о себе знать с месяц. За окном шла середина двадцать первого века, но эту болезнь человечество так и не научилось лечить, лишь только ослаблять её симптомы и проявления.
– Думаю, пройдёт совсем скоро, не усилится… Я приняла таблетку, не волнуйся… Наташ, ты бы хотела маленького братика или сестричку?
– Блатика?.. Ой, братика? – она смешно нахмурила бровки, задумавшись, прямо копия Лизы. – Не знаю, наверное.
– Ну ты бы была готова помогать нам нянчить его, учить? – продолжила Лиза.
– Дайте подумать…
– Вот хитрюга! – воскликнул я и, бросив взгляд на жену, добавил: – Кого-то мне напоминает, вот только не могу понять, кого же.
– Да ну тебя. Быть может, когда гипотетический братик или сестрёнка подрастёт…
– А что значит гипо… гиполечиский? – заинтересовалась Наташа.
– Ги-по-те-чи… ой. Ги-по-те-ти-че-ский, – поправил её я. – В том плане, что мы же не можем быть уверены, что он или она будет. Нам ещё нужно и твоё одобрение.
– Мой одобрение? – Кажется, я попал в яблочко. Выпрямившись, с важным видом Наташа добавила: – Так и быть, я готова дать вам это своё «одобрение».
– Какая серьёзная мадама, – усмехнулась Лиза. – Хорошо, мы с твоим папой подумаем, раз ты одобряешь.
– Да, очень и очень крепко подумаем. Так, а пока что мне пора бежать. Люблю вас.
И, поцеловав поочерёдно своих девочек, я мигом вскочил из-за стола, натянул в коридоре лакированные туфли, накинул на служебную форму лёгкую ветровку и, обнявшись с женой – Лиза, выйдя проводить меня в коридор, смотрела странным взглядом, в котором читалось какое-то волнение, переживание, потому, прощаясь до вечера, я добавил, что «обязательно всё у нас будет замечательно» и что «я очень рад», – вышел из уютной квартиры в мрачный и ободранный подъезд. От одного вида которого моё настроение упало бы, если бы не чувство счастья, что иногда прямо буквально распирало изнутри, а в остальное время так мягко и приятно согревало.
После дождя, шедшего весь вечер и, судя по всему, ночь, на улице был самый настоящий потоп. С расстоянием максимум пару метров между друг другом асфальт с его многочисленными ямками и трещинами покрывали лужи, меж которыми перетекали ручейки, неся с собой грязь, песок и мусор: фантики, бутылки, какие-то пакеты, обрывки и огрызки. Но зато небо расчищалось – вчера оно было затянутое тучами, словно серым покрывалом. Теперь оно было скорее похоже на порванные лоскуты, а в его разрывах проглядывалась синева и лучи восходящего солнца. Воздух был, на удивление, наполнен какой-то свежестью и тем самым запахом после дождя, как когда-то давным-давно в детстве в деревне у бабушки, куда меня изредка высылали из шумной Москвы подышать воздухом и «напастись здоровьем», как говорила мама.
Жмурясь и морщась от резко ударившего по глазами света, я перепрыгивал через лужи и обходил очаги грязи, песка и земли, вымытых потоками из газонов и клумб. Мне приходилось спешить, так как по расписанию нужный автобус должен был прибыть на остановку уже через две минуты – поэтому туфли мои, с таким трудом начищенные до блеска чёрных носков, сменили расцветку на пыльно-чёрную с крапинками коричневого и серого. Разумеется, я успел, так как автобус приехал лишь спустя три минуты и сорок две секунды позднее времени, обозначенного на табло. Кстати сказать, чуда не случилось – и сегодня за мной приехал не более или менее хорошо сохранившийся электробус, а самая настоящая развалюха, выпускающая из трубы клубы чёрного дыма и трясущаяся даже перед светофором. Хотя и чудом было то, что от тряски не отваливались какие-либо части этого повидавшего виды старичка. И теперь мне предстояло порядка получаса стоять в набитом битком салоне автобуса, прижавшись к поручню или, вернее, практически будучи вдавленным в него.
Несмотря на исправляющуюся погоду за окном, по которой хотя бы можно было уже почувствовать приближение тёплых деньков настоящего лета, люди вокруг выглядели пасмурно, понуро и словно были скованы какими-то тяжёлыми думами. Но это и не удивительно. Что мне всегда было интересно, так это куда каждый день педантично направляются бабушки пенсионного возраста? Люди моего возраста, скорее всего, спешат на работу. Молодёжь – кто на учёбу, кто на смену. Но бабушки? Затаскивая в автобус свои обширные баулы, они обыкновенно бурчат, расталкивают всех и вся, с завидной быстротой и ловкостью устремляясь к свободным сиденьям. Как-то раз я подслушал разговор двух особенно ярких представительниц, которые, казалось, собрали в себе все отличительные черты этой касты: броская одежда, недовольные лица с парочкой излишних слоёв косметики, буквально выплёскивающаяся на окружающих грубость, которую вполне можно спутать с самым настоящим ядом. Одна из них рассказывала то ли подруге, то ли просто знакомой о том, что слышала, будто на другом конце Новоградска есть рынок, на котором в какой-то из палаток картошка стоит на рубль дешевле, потому вот и собралась с утра пораньше
Тем не менее ни все эти лица, ни тусклость и грязь улиц Новоградска, пролетавших за окном автобуса, не смогли подбить моё настроение, парящее высоко-высоко с раннего утра. Выйдя из автобуса на остановке «Площадь им. Ленина», я слился с толпой одетых точь-в-точь как я остальных госслужащих. И вот теперь этой серой массой мы буквально втекали в здание «Офиса», просачиваясь сквозь ряд турникетов после прикладывания к считывателю карточки-удостоверения. Выборочно – в среднем через двух человек – охрана проводила обыск на запрещённые предметы: начиная от оружия и заканчивая ноутбуками и флешками. Интересно то, что по крайней мере на моём уровне допуска смартфоны запрещены не были. Так какая разница между смартфоном и планшетом? А смартфоном с кабелем зарядки и флешкой? Все эти правила безопасности едва ли можно воспринимать всерьёз. Тем не менее они же отменили мне отпуск за границей, о чём я, чёрт возьми, забыл рассказать Лизе… Придётся отложить эту малорадостную весть до вечера. На всякий случай, пока я ждал своей очереди к турникету, добавил в календарь напоминалку на восемь часов с уведомлением. Мне очень не хотелось её расстраивать, но разве я мог что-то сделать? А держать в неведении или тем более обманывать было бы совсем нехорошо.
Когда подошла моя очередь прикладывать к считывателю пропуск, мне повезло – охранник лишь скользнул по мне пустым, ничего не выражавшим и не скрывавшим за собой – в том числе признаков интеллекта – взглядом и ринулся обыскивать следующую за мной женщину. Конечно, мне не о чем было волноваться и нечего бояться, но уж очень не хотелось судорожно выворачивать карманы, выставляя их содержимое на всеобщее обозрение. После недолгой поездки на лифте, в котором я чувствовал себя ещё более зажатым, чем в переполненном утреннем автобусе, теперь по, казалось, бесконечно тянущемуся коридору я следовал до своего кабинета. Из многочисленных дверей и ответвлений выходили и входили, следовали рядом со мной и шли навстречу те же серые безрадостные лица, что и ехали в автобусе, тянулись по улицам Новоградска на работу ранним будним утром. «Счастье – это когда с радостью утром идёшь на работу, а вечером с радостью возвращаешься домой». Если следовать этой цитате, то сегодня я не повстречал ни единого счастливого человека. Жизнь от зарплаты до зарплаты, если не вообще в долгах, страх перед завтрашним днём, угасание надежды на то, что в обозримом будущем что-либо изменится в лучшую сторону… Всё это десятилетиями вводится в вены, проникает в наше сознание с воздухом, впитывается через кожу и проникает даже в самые кости. «Ничего, затянем пояса потуже». С таким лозунгом в принципе невозможно чувствовать себя счастливым, а он стал уже почти официальным государственным.
Когда я взялся за ручку двери, на табличке которой был написан номер «0398», то, взглянув на часы, обнаружил, что успел приложить пропуск ровно за минуту до начала рабочего дня. Ещё немного, и мог получить выговор. Или даже штраф, ведь в прошлую пятницу я уже опоздал на тридцать секунд. Идиотской, конечно, я обладал чертой характера – с самого детства не мог заставить себя выйти из дома хотя бы немного заранее, чтобы наверняка не опоздать. И, на удивление, практически всегда приходил либо вовремя, либо всего лишь с отклонением в плюс-минус пару минут. Как будто внутри меня был зашит какой-то магический секундомер или таймер, который сам подбирал мне время выхода, подстраиваясь под ситуацию с лифтами, пробками, состоянием погоды. Стоит отметить, что мелкие опоздания всегда аукались мне проблемами – что в школе, что в детском доме. Пробраться незамеченным в класс или казарму, словно разведчик, у меня никогда не выходило, а вот попасться в такие моменты на глаза даже самому рассеянному преподавателю – это пожалуйста, это каждый раз.