Зло

Гийу Ян

«Ага, но можно, выходит, давать сдачи?»

Ну естественно, такое разрешается. В самом квадрате дозволено всё, какие-то ограничения отсутствуют. И пока те, кто находятся внутри, ведут разборку, никто из публики (хотя почти вся школа обычно приходит поглазеть, как подвергают порке новых-и-крутых) не имеет права вмешиваться. Посторонним запрещено появляться в квадрате, пока идет битва, что бы там ни происходило.

«Но ведь тогда парни могут потрепать друг друга достаточно прилично?»

Ну это же понятно, хе-хе. После трёпки реалист вряд ли

останется эталоном красоты. Медсестра заранее приходит в санчасть и ждет на случай, если что-то придётся зашивать.

«Выходит, учителя также не вмешиваются».

О, нет. Когда по столовой заговорят о порке нового-и-крутого в квадрате, все учителя стараются уйти к себе домой, закрыть двери и найти подходящее занятие, вроде, например, прослушивания радиопередачи. Они совершенно не хотят вмешиваться, это пошло бы вразрез с традициями дружеского воспитания.

«Случалось, чтобы кто-то из реальной школы побеждал в такой битве?»

Нет, естественно, нет. Парни из третьего класса гимназии обладают ведь значительным перевесом в силе, и, кроме того, их же всегда двое на одного. Смысл не в том, чтобы победить, а в том, чтобы выдержать достаточно ударов, чтобы тебя не называли Крысой.

«А если кому-то доставалось так сильно, что сестра не могла зашить всё?»

Да, иногда приходилось организовывать такси в больницу. Это во Флен, один из ближних городков. Порою возникали проблемы с зубами и прочим. Да, приходилось разбираться впоследствии. Но сестра просто кудесница по части шитья, так что обычно справляется…

«А если человек не выползает? Он избит, временно теряет сознание или что-то в этом роде. Но выползать отказывается».

Здесь не нашлось какого-то определённого ответа. Ничего подобного пока не случалось. Соперники Эрика начали заниматься этим спортом во втором классе гимназии и на данный момент уже семь-восемь раз отыгрывали свой номер. Они били по очереди, пока всё не кончалось.

«По очереди? Они что — не нападают одновременно?»

Нет, они обычно чередуются. Начинают немного расслабленно, а потом постепенно увеличивают силу ударов. Для них это считается забавой, и потом публику не годится лишать зрелища. Только к концу всё станет по-настоящему серьёзным.

Эрик сидел молча и взвешивал ситуацию. Всеобщее презрение в течение двух лет и мерзкое прозвище, от которого потом не избавишься? Нет, он обязан был идти.

После молитвы он отыскал Пьера на пути из столовой.

«Я хочу, чтобы ты показал мне квадрат».

«Чёрт, Эрик, я понял, что толковали о тебе. Ты, вероятно, слышал, как они болтали за моим столом. Это же дьявольщина, такая система, значит…»

«Да, да, но мне нужна твоя помощь в ближайшие полчаса. Идем же!»

Они пошли вниз за кухню. Там в землю были вкопаны нефтяные цистерны. Сверху их покрывала бетонная платформа толщиной сантиметров тридцать и габаритами пять на шесть метров. Её и называли квадратом.

От здания кухни ринг отделяла гравиевая площадка. Она считалась партером. Именно там, уточнил Пьер, располагались совет и четырёхклассники. Над ними выглядывал ряд окон. Здесь жили финские официантки. Во время избиения они обычно свешивались наружу и аплодировали тому, кто лежал внизу. С другой стороны квадрата высился поросший травой десятиметровый откос. Там располагались зрители из реальной школы. Гимназисты же занимали места примерно на уровне платформы со стороны единственной ведущей сюда дороги. Значит, путь Эрика в квадрат лежал как раз мимо них.

Эрик поднялся на площадку и прошёлся по ней из стороны в сторону. Поверхность выглядела ровной и твердой. Только в одном углу находилась круглая бетонная крышка с двумя торчащими стальными ручками. Видимо, её поднимали при заливке мазутом. Здесь можно было споткнуться. Эрик послюнявил ладонь, наклонился и потёр бетонную поверхность. Она оказалась жёсткой и шершавой, причем отдельные зёрна бетона прилипли к коже. Ему это не понравилось: ссадины на локтях и щеках могли сильно воспалиться и причинять страдания несколько недель.

«Хорошо, Пьер, это всё, что я хотел узнать. Пошли в нашу комнату, и ты расскажешь мне, как там обычно происходит».

Пьер чуть не плакал, когда они вернулись в Кассиопею.

«Чёрт, Эрик, ты и не предполагаешь, что они собираются сделать».

«Ну я, конечно, предполагаю, но не знаю наверняка. Ты должен рассказать, как эти двое специалистов дерутся. Ты же, наверное, видел их в работе?»

Пьер говорил сочувственно. Сначала представление напоминало игру. Все стояли, скандируя «Крыыса!» и смеясь. Постепенно избиение ожесточалось, и те, кто выползал, всегда были в крови.

«Но, Пьер, это же слишком серьёзно, ты должен помочь мне. Как они дерутся, бьют ногами, бьют кулаками или ребром ладони, нападают оба одновременно или чередуются каким-то образом, целят в лицо или в корпус, бьют промеж ног? Расскажи, это важно, Пьер!»

Они сидели в комнате, и Эрик выбирал одежду, одновременно пытаясь вытащить из Пьера детали. Но друг излагал, главным образом, свои личные переживания. Он, вероятно, слишком мало знал о технике боя и потому не умел проанализировать сам ход событий.

Эрик взвесил на руке футбольные бутсы. Он мог взять клещи и снять с них шипы. Такая обувь обеспечила бы сильный удар ногой и защитила суставы пальцев от царапания по бетонному основанию в случае, если окажешься внизу. Но при гладкой, твёрдой пластиковой подошве существовала опасность поскользнуться. Частицы песка на бетонном основании могли сработать как маленькие колёсики, а ноги — разъехаться при быстрых движениях из стороны в сторону. Стоило, поскользнувшись, оказаться внизу под двумя тяжёлыми парнями, было бы вообще невозможно выбраться из захвата и встать на ноги. Да если бы и удалось… На лице могут остаться ссадины, брови начнут сильно кровоточить. Тут и противника не разглядишь. То есть бутсы не годились. Кроссовки выглядели надежней.