Злое счастье
Шрифт:
В конце концов, Мэй собрал всех, кто был в способен стоять на ногах и держать оружие в руках, во внутреннем дворе. Всех своих фиани, отважных мужчин и сильных женщин, униэн, ангай и нэсс, дворян и простолюдинов, прирожденных землепашцев, волею случая вынужденных научиться ратному делу, и потомственных воинов. Ему отчаянно хотелось сказать этим измученным людям что-то воодушевляющее, что-то по-настоящему мудрое, что-то способное вдохновить на подвиги. Например, толкнуть прочувствованную речь со ступеней паласа при рваном свете коптящих факелов об их любимой родине, о земле, породившей столько красоты, о великолепных городах и тихих сонных селениях,
Возможно, так поступил бы кто-нибудь другой, только не сын Финигаса, лучше всех знающих цену героизму и самоотверженности. А цена эта всегда чрезмерна и неоправданно высока.
Поэтому Мэй сказал просто и коротко:
— Сейчас мы перебьем тех, кто остался в лагере, а потом отправимся следом за войском хан'анха. Медлить нельзя!
Часть эр-ирринских воинов выбрались из замка потайным ходом и напали на спящий лагерь дэй'ном, сея смерть и панику, а когда переполох в стане врага достиг пика в Эр-Иррине, опустили мост и открыли ворота, выпустив два десятка всадников во главе с Рыжим. Они-то и довершили разгром, не пощадив никого. Но радоваться было рано.
Оставив Ллотаса удерживать замок, Мэй с этими двумя десятками конных поторопился догнать арьергард дэй'ном. Невелика подмога, но Рыжий словно чуял, что все же сможет пригодиться Тир-Луниэну. Двадцать рыцарей — это мало и несерьезно, но зачастую малая сила, приложенная в нужном месте, решает судьбу великого сражения. Мэйтианн'илли знал об этом не понаслышке.
«И все-таки, чтобы там не болтали злые языки, именно моя заслуга в том, что Тир-Луниэн серьезно и по-настоящему не воевал почти пятьдесят лет», — думал Альмар, проезжая верхом мимо строя солдат. Его доспехи ярко блестели на солнце, притягивая к себе все взгляды. Сталь и пурпур — так красиво. День вообще выдался великолепный. Синее небо, белый снег и черный жирный мазок сожженного дотла Эльясса между белизной и синью. Городок пылал всю ночь, освещая поле грядущей битвы, чтобы униэн загодя могли видеть и ужасаться приготовленной к бою мощи Чардэйка.
Кому надо, тот увидел, а если кто и ужаснулся, то оставил впечатление при себе. Есть ли смысл мучить себя страхами и сомнениями, если все жизни и смерти сочтены и поделены между Лойсом и Тэномом? Будет день, а там посмотрим, чья возьмет. Во всяком случае, такие настроения царили в лагере униэн.
Верховный король Альмар, к примеру, пригубив на сон грядущий пару глотков галанского, отправился почивать скорее рано, чем поздно, а спал сладко, как невинный младенец. Ему снилась Ллефел.
Альмар и раньше не спешил идти впереди собственного войска, почитая такое показушное геройство излишеством. Он собирался возглавить одну из решающих атак.
Ветер трепал тысячи маленьких четырехугольных флажков прикрепленных к спине каждого воина Тир-Луниэна, вне зависимости униэн это, нэсс или ангай. Флажки шелестели, словно листья деревьев в густом лесу — тихо, но слитно. Звук напряженного ожидания скорой бури.
— Они идут, государь, — сказал коннетабль Эйтлин ир'Гнэйд, привставая в стременах и прикладывая к глазу увеличительную трубу.
Тогда Альмар развернул своего гнедого, поднял его на дыбы и отсалютовал мечом неведомо кому. Может быть самому Тэному.
— Смерть им! Смерть! —
— За униэн!
— Уни-э-э-э-э-э-э!
Сначала сделали залп лучники, потом второй, и, наконец, третий. Земля вздрогнула и застонала.
Два войска кинулись навстречу, точно обезумевшие цепные псы, чтобы впиться глотку и рвать друг дружку в клочья. По снегу тяжеловооруженная конница дэй'ном не пошла, так же как и униэнская, пустив вперед себя пеших вытаптывать дорогу. Чтобы потом вонзиться в уязвимое место и взрезать один из флангов пехоты всесокрушающим клинком, метя в сердце врага.
С грохотом и воем две армии сшиблись, и тогда небо над эльясским полем кузнечным молотом обрушилось на сражающихся, разбрызгивая в разные стороны кровавые брызги. То началось великое пиршество Смерти. Никто никого не собирался щадить, пленных ни униэн, ни дэйном не брали, а потому пики, копья, дротики, алебарды, топоры, шестоперы и мечи вдоволь испили крови обоих народов, а на десерт вкусили нэсских и ангайских черепов да кишок.
— Эх-х-х-хей!!! — кричал лорд Гваихмэй, круша любимым моргенштерном, окруживших его со всех сторон чардэйкских ландскнехтов. — Бей! Убивай! Эге-ге-е-е-ей!
И прежде всякой помощи, успел уложить вокруг себя множество вражеских солдат.
Лойс раздери! Он был так рад. Хуже нет, чем тихо чахнуть возле очага без возможности погибнуть с честью на поле брани, как отец, дед и прадед.
Страстное желание старого лорда сбылось лишь спустя час, когда ловкий дэй'ном сумел попасть наконечником копья в прорезь шлема. Кто знает, может быть, Гваихмэй умер счастливым?
— Государь! Пора! Самое время! — кричал ир'Брайн, по случаю битвы закованный в вороненую сталь.
— Пусть Орэр стоит на месте! — отрезал Альмар. — Пошли к нему гонца! Чтобы не случилось Орэр будет стоять! Он наш основной резерв.
— Но конница…
— Риадд, вот посмотришь, их кони увязнут в низине. Там теперь не снег, а болото. А развернуться им негде.
Альмар говорил так уверенно, что ему внял бы, наверное, и сам Финигас.
«Нет, старый негодяй не поверил бы даже собственному сыну!» — подумалось вдруг ир'Брайну.
Видя, как прогнулся под напором Сайнасовых копейщиков левый фланг Чардэйка, Альмар решил, что настало время показать себя в бою. Он пришпорил гнедого и возглавил атаку. Вал конницы скатился с невысокого холма и над ним реял королевский штандарт.
— За короля! А-а-а-а-а-альма-а-а-а-ар! — взорвалась диким воплем пехота.
— Поднажмем! За мной! за мной! — весело орал лорд Сайнайс, кидаясь в самую гущу сражения, не давая дэй'ном развернуть строй.
Вот он-то совершенно не собирался умирать. Напротив, изящный синеглазый лорд собирался отправить в бездны как можно больше дэй'ном и выйти победителем, а потом вернуться в родной замок и сделать своей жене еще одного ребенка, а лучше сразу двоих. Чтоб наверняка!
«А еще дострою этот распроклятый мост через Тайр, — думал Сайнайс, разрубая от плеча до бедра молоденького вражеского офицера, — и затребую с управляющего поместьями полнейший отчет, — решил он, уворачиваясь, как вьюн от совершенно убойного выпада пикой, — Дурит, не иначе дурит меня, старый пес. Да! И старшую отправлю в Лот-Алхави, — решил он проявить твердость в отношении отроковицы-дочери, вспарывая живот наемнику-нэсс, — к тетке. Пусть себе мужа там присматривает».