Злоключения озорника
Шрифт:
— Хорошо же ты держишь своё слово! — сказала мама и вышла из комнаты.
У меня потом ещё три дня голова кружилась. А стоило вспомнить о карусели, как начинало мутить. С мамой мы очень долго были в ссоре. Она считает, что я её обманул, и почти совсем не говорит со мной. Но ведь она же не знает, для какого важного дела я тренировался! Зато я теперь хорошо знаю, что такое невесомость и как трудно её переносить. Но трудно или не трудно, а надо! Наш классный руководитель всегда говорит: «Ради большого дела надо уметь приносить жертвы». Я считаю, что уже принёс много жертв. Теперь товарищ Хрущёв обязательно разрешит мне
Мой старт
Самое удобное время, чтобы попасть в Москву, — это каникулы. Вот я и решил в весенние каникулы отправиться туда пешком. На железную дорогу у меня денег не было. И, если бы я даже попросил маму и объяснил бы ей, что это для важного дела, она всё равно ничего бы мне не дала. А рассказать ей всё по правде я никак не мог. Даже папе не мог. Ведь это же очень важное дело, а очень важное дело надо хранить в тайне. Каникулы у нас будут только через две недели, но я подумал: «Хорошо бы заранее всё подготовить». Я положил в рюкзак ночную рубашку, тапочки, школьный атлас и отложил всякой еды понемножку: два пакетика сухарей, несколько кусков хлеба. И кусочек сала тоже. «Ну, — думаю, — этого должно хватить!» В карманчик рюкзака я сунул пионерский галстук и бинт — это на случай, если я в космосе ударю себя по руке молотком или вывихну ногу. И ещё — моё пионерское удостоверение.
Теперь я смело мог стартовать на Москву. Но тут мне встретилось одно препятствие. Наш пионерский отряд решил как раз в весенние каникулы устроить поход. Да ещё трёхдневный с игрой на местности, потом мы должны были побывать в гостях у Национальной Народной Армии.
До чего мне хотелось пойти с ними! Но, когда подошёл Петер и спросил меня, я сказал:
— Ой, ребята! Я бы очень хотел пойти с вами, но у меня такое важное дело, что и сказать нельзя.
— Это какое же? — спросил Бруно.
Луиза фыркнула и стала дразниться:
— «Такое важное, такое важное»…
— А вот увидите! — сказал я.
Тут все разом загудели, как потревоженный улей, и накинулись на меня: я, мол, эгоист и всегда иду против коллектива! А это совсем неправда. Полёт в космос гораздо важнее пионерского похода.
— Ребята! — сказал я. — Мне очень жаль, но я никак не могу.
Тогда Гарри, наш пионервожатый, сказал, что ему придётся поговорить с моими родителями и узнать, какое такое у меня важное дело.
Вот беда-то! Как же я выкручусь? Что я скажу маме и папе?
Бруно сразу же накатал в стенгазете статью против меня. Говорят, и на совете дружины меня обсуждали. А разве это справедливо? Я ведь всё последнее время был вторым по сбору утильсырья! «Ну, — думаю, — погодите! Стану космонавтом и поеду на машине по нашей улице. Кругом народ, все ликуют, кричат! Тут машина останавливается, и я говорю: «Вон стоят ребята из моего отряда. Они тут меня в газете пропечатали из-за похода. Не знали, что я на Луну улетаю». Все будут смотреть на них. Пусть им тогда стыдно будет, потому что они не знали, какой человек Циттербаке».
За день до начала каникул со мной уже вообще никто не разговаривал. Дома я сел за стол и написал письмо:
Дорогие папа и мама!
Вы, пожалуйста, не волнуйтесь. Я был и всегда буду хорошим пионером и вашим хорошим Альфи. В настоящий момент я держу курс на Москву — хочу попросить товарища Хрущёва, чтобы он послал меня в космос. (Теперь ты догадалась, дорогая мамочка, почему мне надо было на карусели тренироваться?) Вы наберитесь терпения — скоро я вернусь. (Мама, не забывай кормить Попку. Помни, ему надо через день менять воду.) В дороге я вам обязательно ещё раз напишу. А потом, когда я буду уже в космосе, не выключайте приёмник — я и вам передам привет. Желаю здоровья и бодрости. Я тоже здоров и очень бодр. Привет вам всем.
Ваш Альфонс Циттербаке.
Письмо я положил в кухне на столе и рано-рано утром на цыпочках вышел из дому.
Первым делом я раскрыл атлас и стал искать дорогу на Москву. Но так и не нашёл. Тогда я спросил у постового:
— Скажите, пожалуйста, не знаете ли вы, где здесь дорога на Москву?
— Ты что дурака валяешь! — ответил он мне. — Надо, чтоб тебя в стенгазете как следует протащили!
Мне стало жарко-жарко, и я рассердился на постового.
— Давно уже протащили! — сказал я. — А теперь вот мне в Москву надо, — и скорее побежал дальше.
Через два часа ходьбы наш город кончился. Пошли поля и леса. Я сделал короткий привал и съел полпакета хлеба и пакетик сухарей. Но тут же подумал: «Альфонс, возьми себя в руки! За один присест ты съел чуть не половину своих запасов! А ведь надо, чтобы их хватило до Москвы».
Небольшой кусок дороги я проехал на телеге кооперативного хозяйства. В конце деревни я слез и потопал дальше. Тут-то и произошло со мной самое большое приключение.
Иду это я по дороге, а она всё больше и больше в лес заворачивает. По краям растёт густой кустарник. Вдруг слышу — за кустами кто-то сердито рычит, Я уже хотел дать стрекача, но тут же подумал: «Нет, космонавту это не к лицу, космонавт смело идёт в бой!» Я бросился плашмя в кювет и решил сразиться с чудовищем. А что, если это рычит лев, убежавший из цирка? А ведь лев известно какой: прыжок — и нет человека.
Тут я увидел двух девчонок на велосипедах. Ничего не подозревая, они катили по шоссе. Я страшно за них испугался. «Альфонс, — сказал я себе, — пройдёт несколько дней, и ты должен будешь совершить геройский подвиг. Но зачем ждать, если героем ты можешь сделаться уже сейчас!»
С воинственным криком я кинулся через шоссе в самую чащу, откуда мне навстречу нёсся рык. По ногам хлестали ветки, я упал… Секунда — и чудовище уже склонилось надо мной. Оно толкнуло меня в спину чем-то мягким и заворчало. Я завизжал и стал отбиваться руками и ногами. И вдруг почувствовал, что держусь за чей-то рог. «Носорог! — мелькнуло у меня в голове. — Пропал ты теперь, Циттербаке!»
Я опять давай кричать что было сил. Но хоть мне и страшно было, я не отпустил рога, а крепко уцепился за него. Понемногу я стал кричать всё тише, тише и тут заметил, что рог не такой уж большой и не такой уж острый. Тогда я чуть-чуть повернул голову и увидал, что это был коровий рог. Небольшой коровий рог. А рос он на голове чёрно-белого телёночка. Наклонив голову, телёночек удивлённо уставился на меня.
— Эй, есть тут кто? — услыхал я девчачий голос.
— Да, это я, Циттербаке! — ответил я. — Пожалуйста, подойдите ко мне.