Злой гений Порт-Артура
Шрифт:
Фок говорил, пристально смотря на наместника. Тот снова побледнел, но поверил опять, по глазам было видно. Адмирал имел реальное представление о предмете и о петербургских нравах высшего света, так что в такое к себе отношение живо поверил.
– А ведь вашей вины не было ни капли. Вы всеми способами настаивали на деблокировании Порт-Артура, на том, чтобы попытаться дать японцам отпор, даже приказывали Куропаткину. А тот, желая дать японцам «золотой мост», делал все так, чтобы виновными оказывались именно вы. Прикажет командиру корпуса дать бой, а потом сразу отходить под «напором превосходящих сил противника». Армия устала от цепи этих отступлений с боями, которые делались именно от вашего имени как главнокомандующего.
Фок пожал плечами и посмотрел на задыхающегося наместника – тот из бледного стал багровым и пытался глотнуть воздуха, как рыба, вытащенная на берег. С трудом прохрипел:
– Старая сволочь! Ну Куропаткин…
Алексей Викторович мысленно усмехнулся: «Можно подумать, что ты сволочь молодая. Сам тот еще интриган!» Но ничего не сказал – к чему слова.
Алексеев с трудом отдышался и негромко произнес:
– Кто ты? Ты не генерал Фок, у тебя разговор иной и интонации. Ты в его личине просто. Ты бес?
Александр Викторович спокойно перекрестился и расстегнул ворот кителя, показывая серебряный крестик на груди. Алексеев цепко схватил его за руку, в голосе прозвучала отчаянная надежда.
– Значит, не бес? Это хорошо. Расскажи про себя… Нет, постой. Про войну рассказывай. Душа горит, говори, ничего не утаивая.
– Это долгий разговор…
– А нам уже не нужно торопиться. Ночь долгая!
Глава 21
– Да уж, был у нас князь Потемкин-Таврический, зато скоро появится граф Витте, но «Полусахалинский».
Наместник горестно взмахнул рукою и, взяв бокал коньяка, выпил его как воду, залпом, не морщась. Видимо, хотел сбить дурное послевкусие после долгого рассказа о ходе Русско-японской войны, столь несчастной для России.
– Знаешь, Александр Викторович, не хотел бы я оказаться на месте Рожественского, – после тягостной паузы произнес Алексеев. – Неужели в Петербурге не понимали, что нельзя отправлять эскадру на убой?
– Понимали, только царь удила закусил: в стране революция, и нужна хоть маленькая победа. Надеялся на чудо, но чудес в таких случаях не бывает. Только напрасно корабли погубил и пять тысяч моряков с ними, да позор от сдачи четырех броненосцев.
– Да, как же, помню совет Плеве царю: «Нужна маленькая победоносная война». Вот и получили ее, и сразу обгадились! Потому нам кровь из носа побеждать надобно, искать выход. Все силы приложу, в лепешку разобьюсь, но такой позор не нужен. И революция, о которой ты говорил. Не хочу тебя о будущем расспрашивать, и знаешь почему?
– Догадываюсь, Евгений Иванович. Если победим, то история иная будет, тем более уже другой расклад появился: японцы не смогли высадиться у Бицзыво, а лишь у Дагушаня, что вдвое дальше на север. А потому еще рано себя хоронить. Ты ведь это хотел сказать мне?
– Ты меня правильно понял. Изменим здесь, отзовется через сто двадцать лет, и не будет того кошмара, который у вас в будущем творится. И вот за это надо драться насмерть, теперь просто нет иного выбора. – Алексеев тяжело вздохнул, посмотрел на Фока и требовательно спросил: – Честно мне ответствуй: есть ли у нас возможность победить японцев на море?! Вижу, что ты на это надеешься, потому и спрашиваю. Душа ведь от обиды горит!
– Сейчас еще есть, но если упустим время, то потеряем все шансы. – Фок вытащил из коробки папиросу, зажег спичку и закурил. От первой затяжки все поплыло перед глазами, но не закашлялся, как ожидал, – настоящий Фок баловался курением в молодости, но алкоголь организм совершенно не принимал, рвотный рефлекс появлялся. Он бы не закурил, но требовалась хоть какая-то разрядка.
– Тогда давай конкретно, по пунктам: что я смогу сделать? И что не в моих силах, но нужно попробовать хоть как-то разрешить?
– Не будем брать большое, начнем с малого, давай просто подумаем, – осторожно произнес Фок. – Флот – это инструмент для решения межгосударственных противоречий и для работы должен быть максимально приспособлен. Если инструмент плохой, то он подлежит либо замене, либо улучшению. Первое невозможно, а второе вполне по нашим силам.
– Я знаю, ты говорил о взрывателях конструкции Бринка, про отсутствие фугасных снарядов, про всяческое облегчение кораблей из-за хронической перегрузки. Это я буду решать напрямую с Петербургом, хотя здесь проведем дополнительную проверку и испытания. Я ведь все записывал. – Алексеев положил ладонь на тетрадь и взял в пальцы отложенный карандаш. И начал говорить, подчеркивая пункты: – А потому уже завтра броненосцы и крейсера начнут, как ты сказал, потрошить. Снимем торпедные аппараты, мины заграждения уже выгружены. Демонтируют боевые марсы на мачтах, обойдемся без катеров, займутся деревянной обшивкой на случай пожаров. Козырьки на боевых рубках уберут, смотровые прорези уменьшат. Снимут мелкокалиберную артиллерию, а с нею – пулеметы и десантные пушки. Все будет передано в крепость и войска вместе с боеприпасами. Лишних матросов и офицеров переведут на берег, в экипаж – это будет хороший источник комплектования новых команд. Так, я пока ничего не упустил?
– У тебя хорошая память, – с улыбкой произнес Фок.
Евгений Иванович ему понравился. Если Стессель не желал попасть под суд, то наместник не пожелал позора на свою голову. Да и работоспособность имел потрясающую: весь долгий рассказ записывал, всегда задавал уточняющие и проверяющие вопросы, все время старался уяснить до тонкостей то или иное непонятное для него место. А вот коньяк только прихлебывал, приказав постоянно подавать горячий чай. И перешли они на «ты» быстро, видимо, из-за взаимных симпатий и для пользы общего дела, ведь единомышленникам куда проще объединить усилия.
– Теперь что касается перевооружения. – Алексеев тяжело вздохнул. – Канонерскими лодками и миноносцами займутся в Дальнем, там для этого есть и док, и ремонтные мастерские, и верфь имеется, и порт оборудованный. Командует там контр-адмирал Матусевич, этот справится. Старыми крейсерами уже занялись – через пять дней в строй войдет «Забияка», затем другие клипера, все переведу в канонерские лодки. «Паллада» получит две пушки Кане – снимем погонные орудия с «Пересвета» и «Победы», они действительно не нужны. Но «Диане» требуется две, «Баяну» – четыре, а так как у нас нет восьмидюймовой пушки, то за четвертой трубой придется поставить пятую. Итого семь орудий, но это не все. На «Гремящий» и «Отважный» нужны по три шестидюймовых пушки. На «Бобре» и «Сивуче» придется ставить по паре стодвадцатимиллиметровых орудий, эти хоть в достатке. Не хватает тринадцати пушек, действительно чертова дюжина.
– На «Гиляк» нужно кормовую пушку в семьдесят пять миллиметров на сто двадцать миллиметров заменить, не будет уступать старым крейсерам и «бобрам».
– Да, действительно, это я упустил. – Алексеев тут же сделал пометку в тетради. И подытожил невесело: – Тринадцать пушек здесь, еще шестнадцать нужны для «Рюрика» во Владивостоке. И взять их негде, кроме как в береговой артиллерии, станки лишь немного переделать. Ладно, представляю, как генерал Белый взовьется гневом, но пушки отберу – установлено лишь пятнадцать штук в Артуре на трех батареях, а пять у него на складах лежит. Да три штуки в Дальнем есть на батарее. И две пушки еще устанавливают на берегу у западного залива, но их брать нельзя.