Злой город
Шрифт:
Тэхэ вдруг остро захотелось жить. Воевода присел на край соседней лавки.
— Ну что, сотник, поведай-ка мне, что твои соплеменники супротив града замыслили? — произнес он.
— Так он и расскажет, — хмыкнул Семен, снимая со стены факел и наклоняя его к босым ногам пленника. — Дозволь, Федор Савельевич?
— Нет, пятка не надо! — взвизгнул Тэхэ. — Все так скажу!
Воевода поморщился.
— Погоди, Семен Василич. В Орде, что ль, зверства успел нахвататься? Вишь, полонянин сам все рассказать желает…
—
Без скрипа, без шелеста отворилась дверь гридни, в нее скользнула было тень в просторном халате и тут же двинулась обратно. Однако воевода успел обернуться.
— Погоди, мил-человек, не уходи, — сказал он. — Сделай милость, послушай, что полоненный ордынец говорить станет. Ты их лучше нашего знаешь, может, чего услышишь, что мимо наших ушей пролетит.
Так же беззвучно Ли притворил дверь и замер в углу, слившись в своем темном ночном одеянии со стеной помещения.
Быстро, словно боясь куда опоздать, заговорил сотник, нещадно коверкая непривычные для языка слова:
— Бату-хан Непобедимого Субэдэ-богатура брать город послал, сам на отдых встал. Войско две луны быстро ходил, устал сильно, воевал много. А тумен Субэдэ-богатура давно не воевал, все его охранял. Хан сказал, пусть теперь его тумен воевать будет, пока войско стоять будет.
— Тумен — это сколь всего народу-то? — спросил воевода.
— Сто сотен воинов.
Воевода нахмурился.
«Сто сотен воинов, — пронеслось в голове. — Супротив четырех сотен моих дружинников, да еще десяти аль пянадцати сот мужиков с рогатинами да вилами…»
— А машины для осады есть ли у Субэдэ-богатура? — спросил он хмуро.
— Есть, но малый. Большие Бату-хан строить не разрешил, сказал, что град ваш нужно быстро взять, за два дня. Большая машина как раз столько времени строить надо.
— Быстро взять, говоришь, — хмыкнул воевода. — То посмотрим еще, кто кого быстро возьмет…
— Дозволь спросить, Федор Савельич? — высунулся вперед Семен, недвусмысленно покачивая факелом.
— Спроси, — кивнул воевода.
Семен хищно прищурился, поднося факел поближе к лицу пленного, словно желая рассмотреть его получше. Рядом со щекой Тэхэ на лавку с шипением упала капля смолы..
— А остатнее войско крепко ли охраняется?
Еще немного — и усы Тэхэ затрещали бы от жара, но сейчас в его глазах удивления было больше, чем страха.
— Войско? Охраняется? Да кто смеет нападать на войско Бату-хана? У самого хан есть охранный тысяча кешиктенов, есть много разъезд разведки, есть сторожевой посты, но что это за войско, который надо охранять? Я не понимать тебя, урус. Стоянку Орды птица облетает за полет стрелы, шакал обегает за…
Семен с ненавистью пихнул пленного:
— Хорош, запел, ворона степная.
— Гей, Семен
— Да плевать я на него хотел, — буркнул Семен, подходя к воеводе, и, наклонившись к его уху, понизил голос до едва слышного шепота. — Я вот что мыслю. А ежели тот Субэдэ-богатур у Козельска обломается, не вдарить ли нам опосля по самому хану Батыю? У него богатства награбленного, злата, серебра полны возы, а удара он не ждет. В степи ж как? Кто добычу отнял, того она и есть. Да и слава по всей Руси будет народу козельскому и его воеводе.
— Так то его еще обломать надо, — усмехнулся воевода.
— С нашими новыми другами да не обломаем?
Семен подмигнул Ли, все так же неподвижно стоящему в углу. Тот даже не пошевелился.
— Там видно будет, — сказал воевода и повернулся к последнему из чжурчженей. — А ты как думаешь? Сможет ли ихний Субэдэ с малыми машинами взять Козельск?
— Субэдэ никогда не знал поражений, — отозвался Ли. Его голос был ровным и спокойным, лишенным интонаций. — За это его и прозвали Непобедимым. Но никому не известны пути великого Дао. Потому никто не знает того, что случится завтра.
— Но ты слышал, что сказал этот человек? — Воевода кивнул на Тэхэ.
— Я слышал все, — так же невозмутимо ответил Ли. — Один мудрый человек сказал, что истинная правда похожа на ее отсутствие. Сегодня в этой комнате нет до конца искренних людей.
Воевода нахмурился. Сейчас он уже жалел, что оставил в комнате этого странного человека. Да, его громовой порошок, возможно, поможет при обороне. Но вот, похоже, спрашивать у него совета — дело гиблое. О чем-то своем толкует, а о чем — не понять. Медовухой его, что ли, кто-то угостил?..
— То есть ты что хочешь сказать? — спросил сбитый с толку воевода. — Что брешет ордынец?
— Ты уже слышал то, что хотел слышать, воевода Козельска, — все тем же бесцветным голосом ответил Ли. — Дозволь мне уйти.
Воевода пожал плечами:
— Иди.
Словно черная тень скользнула вдоль стены. Миг — и нет ее, словно и не было.
Семен задумчиво посмотрел на дверь.
— Толковый мужик, ничего не скажешь, но мутный… Когда говорить не хочет, бормочет какую-то чушь — и понимай его как хошь.
— Так-то оно так, — согласился воевода. — Но мы и взаправду услышали то, что хотели слышать.
Он встал с лавки.
— Фрол! Иван!
Дверь чуть не слетела с петель, когда двое дюжих витязей ворвались в гридницу.
— Случилось чего, батька?
— Потише, буйволы, дверку снесете, — хмыкнул воевода. — Пленного сторожите пуще глаза. Может, пригодится еще.
— Не сумлевайся, батька, посторожим, — кивнул один из витязей. — От нас не сбежит. Главное, чтоб его наши не порешили.