Злой город
Шрифт:
Григол сцепил зубы и, преодолевая боль, попытался восстановить прицел. Но вторая стрела тупо ударила его в живот — отряд кешиктенов прицельно бил по защитникам крепости с противоположной стороны рва.
Горящая стрела ушла в небо. Ибериец уронил лук и медленно сполз вниз.
— Гришка! — бросился к нему скоморох. — Держись, Гришка, сейчас вытащим!
Рядом с Васькой к иберийцу бежала Любава. С ее меча на бегу срывались капли чужой крови. Своя тоже промочила левое плечо немой дружинницы, но в ее глазах плескался тот яростный
— Там… там запал… — прохрипел Григол, стараясь удержать ускользающее сознание. — Скажите воеводе…
— Какой запал?
Скоморох склонился над раненым и с тревогой заглянул в глаза иберийца.
— На стрэле яд, — раздался над головой Васьки гортанный голос. — Он тибя нэ видит. Мы понэсем.
Васька поднял голову. Над телом раненого стояли двое его братьев с окровавленными шестоперами в руках.
— Несите, — кивнул Васька. — К этому… к Рашиду несите. Он от любого яда травку найдет.
Братья подхватили бесчувственного Григола и бегом припустили вниз по всходам. Васька же, отыскав глазами воеводу — тот только что справился со своими ордынцами и высматривал, кого бы еще угостить мечом, — набрал в грудь поболе воздуха и гаркнул во все горло:
— Федор Савельич! Тут ибериец что-то насчет запала говорил!
Но на воеводу уже наскочил приземистый щекастый кешиктен, верткий как ласка и сильный как буйвол. Меч ударился о меч, искры сыпанули на дощатый помост крепостной стены.
— Давай сам! — выкрикнул Федор Савельевич, на выдохе опуская клинок. — Стреляй, язви тя в душу!
Однако кешиктен оказался опытным воином. Подставив круглый щит под удар воеводы, он сам перешел в наступление, ловко орудуя длинным, чуть изогнутым мечом.
Васька метнулся к луку, который выронил ибериец, пока абсолютно не представляя, в какую такую цель требует воевода послать горящую стрелу…
…На проезжую башню Иван взлетел почти одновременно с последним из чжурчженей. Тот уже особо не торопясь стаскивал мокрые бычьи шкуры со странной махины, которую они с кузнецом закончили мастерить как раз перед первым ордынским штурмом. У самострела, то и дело прикрываясь большими щитами, возились двое витязей.
— Ты б приглядел бы за ним, что ли, — кивнул на Ли витязь постарше. — Тут сам только успевай поворачиваться, чтоб ордынец не подстрелил, словно тетерева. Так и твой дружок уже только что чуть стрелу глазом не поймал, кабы мы не прикрыли. Вон щит запасной возьми.
— Ты б пригнулся, что ль? — проворчал Иван, заслоняя Ли щитом.
— Позже пригнусь, — кивнул чжурчжень, срывая с махины последнюю шкуру. — Ты меха качай, кузнец, а то как бы нас всех сейчас не пригнули.
Словно в подтверждение его слов башня внезапно сотряслась от страшного удара. С крыши на головы и плечи воинов посыпалась труха, пол заходил под ногами.
Рискнув, Кузьма высунул голову над тыном — и тут же нырнул обратно.
— Что там? — крикнул
— А то не знаешь?! — заорал в ответ Кузьма, перекрывая голосом шум боя. — Изба железная мост и ворота рушит! И сулицы с праштными пулями от ее крыши отскакивают — не пробить!
Ли толкал махину вперед, подгоняя ее впритык к линии тына. Махина представляла собой полую железную трубу с большим котлом, подвешенным к ее концу с одной стороны и с мехами с другой. Над трубой шел длинный кожух.
Наконец котел коснулся бревен. Ли двинул вперед деревянную рукоять — и над тыном из кожуха на пару саженей вперед высунулась вторая, более тонкая труба.
— Качай! — взвизгнул Ли.
Иван бросил щит и схватился за рукоятки мехов. Ордынская стрела прилетела снизу, рванула рукав рубахи, выбившейся из-под кольчуги, и, запутавшись в полотне, повисла, болтаясь и скребя наконечником по руке при каждом движении. Выдергивать ее времени не было.
Ли пригнулся, одним движением высек искру из огнива, поджег трут и бросил его в котел.
В котле забулькало. Полужидкая вязкая смесь из масла, угля, серы и смолы всосалась в толстую трубу, подгоняемая сзади потоком воздуха из мехов, пробежала по второй трубе, торчащей из кожуха, и веером тяжелых горящих брызг пролилась на обитую металлом крышу тарана.
Горящие струи почти мгновенно просочились сквозь стыки железных листов. Над полем битвы разнесся многоголосый душераздирающий вой. Из-под тарана выскочили несколько человек, пробежали по мосту и покатились по земле, пытаясь сбить неугасимое пламя, лижущее их головы, лица и плечи. Стрелы защитников крепости, прилетев со стены, прекратили мучения несчастных.
Но к тарану уже мчалось несколько кешиктенов. На их плечах болтались мокрые звериные шкуры.
— Иван, качай быстрее! — закричал Ли. Кузнец налег на мехи с удвоенной силой. Воздух протяжно загудел в трубе огнеметной махины, словно какой-то злой дух завывал от восторга, гоня по желобу горящую смерть.
Огненный поток выплеснулся вперед на несколько саженей, залив и таран, и мост, на котором он стоял. Конные кешиктены рванули поводья, заворачивая коней назад и воротя лица от огненного факела, полыхнувшего на том месте, где только что стояла неуязвимая осадная машина…
Ни единый мускул не дрогнул на лице всадника в черном плаще, неподвижно стоящего на вершине холма. Лишь побелели пальцы, сжимающие рукоять вложенной в ножны сабли.
— Позовите шамана, — не оборачиваясь, едва слышно прошептал Субэдэ.
— Я давно здесь, Непобедимый, — ответил скрипучий голос из-за спины полководца.
«Плохо. Очень плохо. Я перестал чувствовать чужих за спиной…»
— Как думаешь, звездочет, — по-прежнему не оборачиваясь, сказал Субэдэ, — мог ли среди урусов затесаться один из чжурчженей, помимо военных секретов своего народа, знающий также и секрет греческого огня?