Злой город
Шрифт:
— Позже, — сказал священник, поворачиваясь к усопшим.
— Скажи воеводе — сейчас приду, — произнес Рашид, выкидывая тряпицу в стоящую у крыльца кадушку, чуть не доверху заполненную окровавленным полотном, — Только рану дошью да с собой захвачу кое-что…
Воевода не любил роскоши, присущей многим купцам да боярам — даже светцы в его просторной горнице были изготовлены из старых конских подков и развешены по стенам. Воткнутые в них лучины едва разгоняли темень по углам, отчего лица собравшихся казались еще более угрюмыми.
У двери,
За столом помимо воеводы сидели дружинные сотники, а также приглашенные на совет Ли и купец Игнат с братом Семеном. В углу на лавке сидел бледный ибериец. На его плечи была наброшена бурка из белой овчины, а живот был перетянут широкой повязкой, сквозь которую проступило бурое пятно. Как ни уговаривали раненого отлежаться — не послушался, пришел сам, опираясь на братьев и едва переставляя ноги. Хорошо, кольчугу надеть отговорили.
Воевода обвел взглядом присутствующих и начал без предисловий.
— Нынче собрал я вас, други, для того, чтобы сообща совет держать. Хоть я и воевода козельский, ан одна голова хорошо, а много голов — лучше. Все вы себя в битве храбрыми воинами показали. И мудрыми. Потому хочу и ваше слово услышать.
Покуда мы всем миром Орду сдерживаем. Но сегодня скажу вам следующее. Во время последнего штурма град шесть десятков людей потерял. И пораненных без счета.
Дверь тихонько скрипнула, и Рашид перешагнул порог.
— Проходи, присаживайся, мил-человек, — прервал речь воевода. — Ты своим лекарским искусством не одну жизнь спас, рад бы тебе за то отдельный почет оказать, да не до почестей нынче. Перед общей бедой мы все равны.
— Как и перед смертью, воевода, — произнес перс, садясь на свободное место и выкладывая на стол обломок ордынской стрелы.
— Смертей было бы много меньше, если б ордынцы били не гарпунными стрелами, — сказал он, указывая на железное жало, насаженное на тростниковое древко. — Такой наконечник нельзя вытащить из раны — древко вытянешь, а железо застревает в мясе. Приходится вырезать, а это не каждый выдержит. И то, слава Аллаху, если стрела не отравлена. А тех, что с ядом, — каждая третья.
— И собирать такие стрелы — морока отдельная, — сказал Игнат. — Застревает в дереве намертво. Или на излете в землю уходит. Пока раскопаешь…
— А стрел-то у нас совсем мало осталось, — сказал один из сотников, хрустнув пальцами, сжатыми в кулак. — На день от силы. А далее чем от Орды огрызаться будем?
Тихой, бесплотной тенью вошел в горницу отец Серафим. Все собравшиеся встали и поклонились в пояс, но священник махнул рукой — не надо, мол, совещайтесь дальше — и присел на лавку в углу.
— Скажу более, — веско произнес воевода,
— Без стрел не отобьемся, — хмуро сказал кто-то. В горнице повисла давящая тишина.
Чуть слышно скрипнув половицами, с верхнего этажа спустилась по лестнице ключница в черном вдовьем платке с пучком лучин и принялась менять сгоревшие на новые, смахивая обугленные остатки в подставленные плошки с водой.
Стало чуть светлее. Тени неохотно отступили, прячась за предметы и спины сидящих. А от двери в пятно света шагнул темнокожий человек в ордынских доспехах.
— Я хочу сказать, — отрывисто бросил он.
— Скажи, — произнес воевода с некоторым удивлением в голосе — с недавних пор ему казалось, что черный воин вообще говорить разучился.
— Люди моего племени во все времена были воинами, — молвил Кудо, тщательно подбирая слова. — Мои предки продавали свою силу и свои мечи тем, кто мог за них заплатить достойную цену. У моего народа есть одна легенда. Много сотен лун назад один из моих предков нанялся к византиям.
— Ромеи… — нахмурился воевода. Кудо кивнул.
— Да, в этих землях их называют ромеями. Как-то на крепость, которую охранял мой предок, напали печенези.
— У нас их зовут печенегами, — глухо заворчал старший из сотников. — Что печенеги, что половцы. Почитай, те же черти подлые, что и ордынцы. Эх, еще до Калки их передавить надобно было. Глядишь, и не было бы той Калки…
— Осада длилась долго и не раз солнце сменило луну, — продолжал Кудо. — Погибли многие в крепости. И стрелы были на исходе. И тогда мой предок предложил сделать так…
Кудо обвел взглядом напряженные лица.
Эти люди были чужими, но в то же время уже и не были ими. Он бился рядом с ними, ел их хлеб и спал под одной крышей. А один из них в свое время спас ему жизнь, и, по закону племени Кудо, теперь эта жизнь принадлежала ему. Но человек по имени Игнат вернул Кудо его жизнь, и теперь черный воин следовал за своим спасителем лишь по собственной воле. А эти люди были людьми племени Игната… Что ж, еще старый колдун Нга, умеющий превращаться в леопарда и оживлять мертвецов, говорил, что если ты отдал долг кому-то, то это еще не значит, что ты отдал тот долг самому себе…
— Живые защитники крепости связали руки мертвым и ночью стали медленно спускать их тела по внешней стене крепости, — сказал Кудо. — Печенези подумали, что это живые спускаются вниз, чтобы ночью напасть на спящих воинов, и выпустили тучу стрел, которые застряли в трупах. Защитники втянули трупы обратно и вытащили из них стрелы, которые утром они выпустили в нападающих. Я все сказал.
Кудо шагнул назад в тень и слился с нею. Во вновь повисшей тишине было слышно, как потрескивают лучины в светцах и возится за сундуком беспокойная мышь.