Злой рок. Политика катастроф
Шрифт:
Но столь неожиданно высокую восприимчивость молодых американцев к вирусу 1957 года можно объяснить и иначе. В четвертой главе мы говорили о том, что охват и распространенность любой заразной болезни зависят от свойств самого патогена и от структуры атакованной им социальной сети[772]. Можно с уверенностью сказать, что в 1957 году разгоралась заря эпохи американских тинейджеров. Первым детям беби-бума, родившимся после Второй мировой войны, в 1958-м исполнялось тринадцать. На их долю выпало такое экономическое благополучие, какого никогда не видели в юности их родители. Но и социальная жизнь их поколения тоже была совершенно новой, и ей завидовал весь мир, что прекрасно показал Голливуд, выпустив лавину фильмов о похождениях подростков. Впрочем, пленительный вихрь выпускных балов, вечеринок и игр в труса имел и темную сторону. Как отмечал один из историков CDС, для подростков в то время был характерен «самый высокий уровень взаимодействий среди всех слоев населения, который намного превосходил число контактов, типичное для домохозяйки, детей-дошкольников или для ее работающего мужа»[773].
Летние лагеря, школьные автобусы, прежде невиданные «тусовки» после школы – и с сентября 1957 года по март 1958 года доля заразившихся
Пандемия в США: 1957–1958 гг. Еженедельная смертность от пневмонии и гриппа в 108 американских городах. Примечание: верхняя сплошная линия обозначает число смертей от пневмонии и гриппа, о которых сообщалось еженедельно в 108 городах с сентября 1957 года по апрель 1958 года. Нижняя сплошная линия – число смертей, которого следовало бы ожидать на основе потерь от пневмонии и гриппа за предыдущие годы. Пунктир – «эпидемический порог», который почти никогда не превышается, исключая периоды эпидемий гриппа
Путь Хиллемана
В решении президента Эйзенхауэра не «закрывать» страну в 1957–1958 годах прослеживался след тех давних лет, когда он, молодой офицер, возглавлял в лагере Кэмп-Кольт усилия по смягчению последствий испанского гриппа и делал это столь успешно, что старшие армейские чины не только повысили его в звании, но и отправили тридцать врачей из Кэмп-Кольта учить других по всей стране. В 1918 году Эйзенхауэр выбрал простую стратегию: доверять врачам (предоставил начальнику медицинской службы полномочия на принятие ответных мер и проведение экспериментальных процедур) и ввести социальное дистанцирование (солдат разбили на тройки и расселили по палаткам в открытом поле)[777]. 27 августа 1957 года Ассоциация государственных и территориальных работников здравоохранения (ASTHO) пришла к выводу, что «ни закрытие школ, ни сокращение общественных собраний не даст никаких практических преимуществ относительно распространения данной болезни», – и Эйзенхауэр прислушался[778]. Вот что вспоминал впоследствии один из сотрудников CDC:
Как правило, не принималось никаких мер, связанных с приостановкой работы школ, ограничением поездок, закрытием границ или рекомендациями носить маски. Никто не верил, будто карантин способен эффективно смягчить последствия, – полагали даже, что он «явно бесполезен из-за большого количества путешественников и частоты легких или бессимптомных случаев». ‹…›
В начале октября глава Департамента здравоохранения округа Нассо (штат Нью-Йорк) заявил, что «государственные школы должны оставаться открытыми даже во время эпидемии» и что «дети так же легко заболеют и вне школы».
ASTHO призвала лечить легкие случаи в домашних условиях, чтобы уменьшить нагрузку на больницы, и рекомендовала госпитализировать только самых тяжелых пациентов… Большинству людей советовали просто оставаться дома, отдыхать и пить много воды и фруктовых соков[779].
Из-за этого решения пришлось переходить от немедикаментозных мер к медикаментозным. Как и в 2020 году, страны тоже устроили гонку, стремясь создать вакцину. Но тогда, в отличие от 2020 года, у США не было реальных соперников – благодаря проницательности одного исключительно талантливого и дальновидного ученого. Морис Хиллеман, родившийся в 1919 году в Майлз-Сити, штат Монтана, с 1948 по 1957 год возглавлял отделение респираторных заболеваний в Армейском медицинском центре (ныне Армейский научно-исследовательский институт имени Уолтера Рида). Комиссия по вопросам гриппа, созданная при Эпидемиологическом совете вооруженных сил, с 1940-х годов изучала и болезнь, и ее профилактику с помощью вакцин[780]. Еще в начале карьеры Хиллеман обнаружил генетические изменения, происходящие при мутации вируса гриппа, – сдвиг и дрейф. И стоило ему лишь прочесть в газетах сообщения о «детях с остекленевшим взглядом» в Гонконге, как он – именно благодаря уже проведенной работе – понял, что вспышка заболевания может перерасти в катастрофическую пандемию. Вместе с коллегой они работали девять дней кряду по четырнадцать часов в день и подтвердили, что речь идет о новом штамме гриппа, потенциально способном убить миллионы, как в 1918 году, – хотя человечество, о чем мы еще скажем, уже изобрело антибиотики и могло бороться с вторичными инфекциями, погубившими столь многих в те давние дни. Армейский медицинский центр получил первые образцы пришедшего из Гонконга гриппа 13 мая, а к 22 мая Хиллеман окончательно определил новый штамм[781].
Морис Хиллеман (1919–2005) обращается к своей исследовательской группе, изучающей вирус азиатского гриппа в Армейском научно-исследовательском институте имени Уолтера Рида. Силвер-Спринг, штат Мэриленд, 1957 г.
Промедление было подобно смерти. Хиллеману позволили работать напрямую с производителями вакцин – в обход, как он выразился, «бюрократической волокиты». Служба общественного здравоохранения предоставила им первые культуры вируса азиатского гриппа еще до того, как Хиллеман закончил исследование. Ключевую роль сыграла лаборатория CDC в Монтгомери, штат Алабама, – действующая под эгидой Всемирной организации здравоохранения как Международный центр по гриппу для обеих Америк. Мы еще упомянем о том, что в дни пандемии 2020 года ВОЗ не покрыла себя славой. Но в 1957 году она способствовала сотрудничеству CDC и их британского аналога, лондонского Всемирного центра по гриппу. В Монтгомери и в штаб-квартире CDC в Атланте сотрудники добровольно испытывали вакцину на себе. Х. Брюс Далл из Службы сбора информации об эпидемической обстановке, созданной в 1951 году в ответ на угрозу применения биологического оружия во время Корейской войны, провел в федеральной тюрьме в Атланте (United States Pe nitentiary) испытание с эффективностью от 80 до 90 % в первой фазе. К концу лета вакцину производили шесть компаний, в том числе Merck Sharp & Dohme.
Поражало, как стремительно Соединенные Штаты перешли от осознания риска пандемии к массовой вакцинации. Первый отчет New York Times о вспышке гриппа в Гонконге – три абзаца на третьей странице – появился 17 апреля[782]. И уже 26 июля, по прошествии чуть более трех месяцев, врачи в Форт-Орде, штат Калифорния, прививали призывников. Через три дня это делали и на базе ВВС США имени Лоури в Колорадо. Затем предстояло сделать прививку врачам, медсестрам и другим медицинским работникам. Сделали ее и президенту Эйзенхауэру, а также королеве Елизавете и принцу Филиппу перед их запланированным визитом в США и Канаду. В Министерстве здравоохранения считали, что именно эта кампания по вакцинации и была откликом США на пандемию. 15 августа Лерой Бёрни, главный санитарный врач США, объявил, что вакцину необходимо распределить по штатам соразмерно численности населения, но распространять ее должны производители через свои обычные торговые сети. На заседании, прошедшем в конце августа в Вашингтоне, ASTHO заявила, что профилактика заболевания «в силу отсутствия способов, позволяющих эффективно остановить распространение инфекции, превращается в программу по вакцинации». Примерно четыре миллиона доз в один миллилитр были выпущены в августе, девять миллионов – в сентябре и семнадцать миллионов – в октябре[783]. «Та пандемия в 1957 году не застала меня врасплох, она произошла именно тогда, когда и должна была произойти», – говорил Хиллеман в интервью в 2005 году. И поэтому ситуации 1918–1919 годов, которой многие так боялись, удалось избежать. «Это был единственный раз, когда мы смогли предотвратить пандемию с помощью вакцины», – вспоминал Хиллеман[784].
Впрочем, всех этих доз хватило лишь на 17 % населения. Более того, эффективность вакцины варьировалась от 53 до 60 %. Были и неизбежные ошибки. Игроков в американский футбол – не только из клуба «Сан-Франциско Форти Найнерс», но и из колледжей Калифорнийского университета и Стэнфорда, – привили прежде полицейских и пожарных. Вот как это объяснял менеджер по продажам в компании Merck: «У вас двадцать пять человек, и все хотят яблок, а яблоко только одно. Кому же оно достанется? Тому, кто первым протянет руку»[785]. Все это заставило одного бывшего сотрудника CDC сделать вывод, что вакцина «не оказала ощутимого влияния на протекание пандемии»[786]. Однако подобное заключение преуменьшает достижения Хиллемана. Безусловно, избыточную смертность в Соединенных Штатах ограничило именно то, что он сумел так быстро отреагировать на появление гриппа. Стоит присмотреться, и мы увидим, что Министерство здравоохранения прежде всего стремилось выработать коллективный иммунитет у молодых американцев и наряду с этим избирательно вакцинировать военнослужащих и медицинских работников. Эксперименты и исследования продолжались и в последующие годы. Было обнаружено, что «для инициирования первичного гуморального ответа требовалось больше вакцины, чем прежде, когда вводились более ранние вакцины H1… В 1958, 1959 и 1960 годах (по мере того, как случались рецидивы инфекции) средние исходные уровни антител в популяции увеличивались (иными словами, многие получили первичную вакцинацию), и реакция на введенную вакцину проявлялась более явно. Если пациентам давали разделенные дозы с интервалом менее четырех недель, это оказывало более эффективное воздействие, чем однократная инъекция. С течением лет выгода от этой стратегии уменьшалась». Исследования школьников-навахо и студентов-медиков из Нью-Йорка показали, что «субклинические инфекции возникали каждый год», но «клинически выраженных инфекций» становилось меньше, при этом одновременно повышался уровень специфических антител к H2N2[787]. В свете этих и более поздних открытий власти приняли решение о регулярной вакцинации пожилых людей, которые были и остаются – почти в каждый сезон заболевания – наиболее уязвимой группой для большинства штаммов гриппа.
В 1957 году Хиллеман перешел в компанию Merck, возглавив новый отдел исследований вирусов и клеточной биологии в Вест-Пойнте, штат Пенсильвания. Все, что последовало за этим, кажется чудом. Именно в Merck Хиллеман создал большую часть из сорока экспериментальных и лицензированных вакцин, предназначенных для животных и человека. Из четырнадцати вакцин, обыкновенно рекомендуемых в современных календарях прививок, он разработал восемь: вакцины против кори, эпидемического паротита, гепатита А, гепатита В, ветряной оспы, менингита, пневмонии и гемофильной палочки. В 1963 году Джерил Линн, дочь Хиллемана, заболела паротитом. Хиллеман взял у нее вирусный материал и на его основе разработал вакцину. Штамм Джерил Линн используют при производстве вакцины против паротита и по сей день. Чтобы создать вакцину от гепатита B, Хиллеман и его команда обработали сыворотку крови пепсином, мочевиной и формальдегидом. Вакцина получила лицензию в 1981 году (впрочем, в 1986 году в США ее заменили другой, которая делается на дрожжах), и еще в 2003 году ей отдавали предпочтение сто пятьдесят стран.