Злые боги Нью-Йорка
Шрифт:
Слева сидит Мозес Дейнти, усы растерянно подергиваются. Справа – Коромысло, дышит ртом, как всегда, когда дела идут не по задумке. А между ними – Птичка, напряженная, злая, заплаканная, но невредимая. При виде меня она нахохлилась, но потом сердитая гримаса исчезла.
Птичка чуяла ложь и того, кто лжет.
– Давайте ее сюда, – грубо приказал я. – Не знаю, что вам наговорили, но мадам Марш хочет ее вернуть.
Пара головорезов сердито уставилась на меня, потом переглянулась. Тем временем лицо девочки полыхнуло яростью, а потом застыло в гримасе
– Тим, лучше бы тебе не дурачиться с людьми Партии, – возразил Мозес, – раз уж…
– Что бы тебе ни сказал мой брат, сейчас я говорю, что он промахнулся с планами. Мадам Марш сама послала меня сюда. Тебе же не захочется, чтобы она порвала с Партией из-за явного недоразумения, когда я специально приехал предупредить вас? Это само говорит за себя. Передай мне кроху, и не о чем больше говорить.
– Мадам Марш? Погоди, – тупо начал Коромысло, – разве она…
– Да. Лично. Всего час назад. Я скакал сюда галопом, сам не видишь? Ладно. Хотите, чтобы Шелковая Марш подумала, будто пара дурачков решила просто вышвырнуть ее добро? Пожалуйста. Только вряд ли мне захочется смотреть, что случится, когда она до вас доберется. Но ничего, Партия наверняка заплатит за похороны.
– Да все было очень просто, – встрял Мозес, – И вряд ли мы должны…
– Давай ее сюда, – оборвал его я, – или я добьюсь, чтобы брат сорвал с вас медные звезды. Полюбуешься, как я это сделаю. Мне надо думать о собственной шее, раз уж вы решили довести свой промах до конца. Вы что, не видели, как я стерег девчонку на собрании Партии?
Они думали секунд десять, но я правильно подобрал слова. Коромысло ступил одной ногой на подножку, подхватил Птичку под мышки и пристроил передо мной, усадив боком, чтобы мне не мешало ее платье.
Я не терял времени на благодарности. Едва обняв девочку, я помчался обратно в город, в ночной тьме, на украденной лошади. Когда мы были к югу от Юнион-сквер и явно в безопасности от сбитых с толку наймитов, я чуть придержал мерина.
– Ты в порядке?
– Куда мы едем? – отозвался тоненький голосок.
– Домой. Повидаться с миссис Боэм. Потом подыщем убежище получше.
Птичка крепче прижалась ко мне, прежде чем я вновь пустил коня вскачь, а ветер не принялся уносить обрывки слов.
– На самом деле я ни минуты не думала, что это вы отослали меня, мистер Уайлд, – солгала она. – Ни минуты.
Мне уже не раз доводилось слышать, как Птичка лжет ради собственного блага. Из осторожности, защиты, желая ввести в заблуждение или из симпатии. И с ней было несложно смириться, поскольку Птичка Дейли нуждалась во лжи, как некоторые существа нуждаются в раковине. И потому я просто смотрел, как сыплется ее ложь, будто бусины с порванной нитки. Все равно тут ничего не поделать. Но я не собирался мириться с этой, последней, выдумкой. Ни минуты. Как я уже говорил, я вырос.
– Птичка, не лги ради меня, – сказал я, посылая коня вперед. – Никогда.
– Ладно, –
Свет в окнах пекарни на Элизабет-стрит настороженно подрагивал. Не прошло и шести секунд, как я остановил терпеливую лошадь и спешился, чтобы спустить Птичку вниз, как девочку вновь похитили. На этот раз – миссис Боэм, которая вылетела из дверей с улыбкой во все лицо.
– Ты в порядке? – выпалила она, судя по голосу, расстроенная, что Птичка позволила себя украсть.
– Думаю, да, – ответила та. – А сегодня не осталось булочек с маком?
Я повел лошадь на другую сторону улицы, к бакалее, поглядывая по сторонам. Мирная и спокойная витрина с попахивающей серой капустой, покрытой прожилками. Из-за дощатой перегородки доносятся веселые возгласы. Привязав мерина, я дал ему ведро воды из колонки, потом немного обтер его влажной тряпкой, взятой с нашего заднего двора. Мерин радостно вздрагивал. Все мрачное приключение заняло не больше часа. Записав на счет «медных звезд» еще очко, я вернулся в дом.
– Где она? – спросил я миссис Боэм, снимая шляпу и усаживаясь на придвинутый к столу стул.
– Наверху, с булочкой и молоком.
Миссис Боэм протирала печь, но сейчас обернулась ко мне, ее простое, дружелюбное лицо кривилось в мучительной гримасе.
– Это я ее отпустила. Я виновата. Я…
– Вы ни в чем не виноваты. Нам просто нужно постараться, чтобы такое больше не повторялось.
Она кивнула, тяжело выдохнула и уселась напротив меня.
– Миссис Боэм, я сожалею о вашем муже и сыне.
Я не хотел ее печалить, но это требовалось сказать. Эгоистично с моей стороны, не исключаю. И всё же. Имя на вывеске пекарни, переписанное, чтобы заявить о своих правах, и устойчивый ручеек покупателей, явно намного старше краски. То, как она разговаривала с Птичкой, – ни тени мелькающих на лице взрослых забот. Она действительно слушала девочку. Привычка класть припарки, неистощимые запасы молчаливого терпения и пара мальчишеских штанов, запертая в сундуке.
– Спасибо, – мягко сказала она, потом немного помолчала. – Я так думаю, это был вопрос?
– Нет, если он вас огорчает. Просто факт.
– Два года назад по Бродвею гнали скот. И вдруг они все перепугались, разом. Взбесились. – Она помешкала, растирая по столу тонкий мазок масла. – Иногда я думаю: а если б я раньше услыхала опасность? Рев, стук копыт. Но все случилось слишком быстро, а Оди был на плечах у Франца.
– Мне очень жаль, – повторил я.
Миссис Боэм пожала плечами: я тут ни при чем, а воспоминания уже не кровоточат.
– У меня есть лавка и дом. Когда все случилось, соседка сказала, что мне повезло сохранить так много и что на то была воля Божья. Глупая женщина, – заключила она. – С чего Богу делать нечто юное и прекрасное, а потом ломать его? Зачем такие хлопоты? Глупые люди воображают, Бог думает, как они сами. Может, Бога и нет, но я не верю, что Бог глуп.