Злые вихри
Шрифт:
Даже хорошенькая и скромная молодая особа смущалась такой перемной. Но князь уврялъ всхъ, что это дйствіе минеральныхъ водъ, отъ которыхъ человкъ въ первое время всегда худетъ и кажется утомленнымъ.
Онъ начиналъ вести строго регулярную жизнь, обливался холодной водою, занимался гимнастикой и всякими физическими упражненіями, лъ на тощакъ почти сырой ростбифъ, и пилъ портеръ. Мсяца черезъ три онъ принималъ свой обычный, достаточно цвтущій видъ и объяснялъ:
– - Вотъ видите... c'est chaque fois la m^eme chose: въ первое время я отъ нихъ чувствую утомленіе и худю, а потомъ --
Не было никакого основанія не врить словамъ его. Не врила имъ только княгиня. Она знала очень многое, но относилась къ тому, что знала -- снисходительно. Князь былъ остороженъ, скроменъ, не нарушалъ приличій. Преслдовать же его упреками, поднимать цлыя исторіи -- она считала не только безполезнымъ и глупымъ, но прежде всего неприличнымъ.
За такіе взгляды мужъ признавалъ ее умнйшей женщиной, искренно уважалъ ее и, въ свою очередь, никогда не позволялъ себ вмшиваться въ ея дла.
Словомъ, это было самое примрное, счастливое супружество. Такимъ оно и считалось въ петербургскомъ «свт».
Подросла Ninette, ей представилась приличная партія. Князь разсчитывалъ, справивъ свадьбу, хать въ свой обычный отпускъ на «родину». Все шло какъ по маслу,-- и вдругъ такая бда! Ninette, эта милая синеглазая двочка, чуть не вчера еще игравшая въ куклы, всегда такая скромная, почти ребенокъ, оказалась испорченной, безсовстной, развратной двченкой и опозорила его передъ цлымъ свтомъ!
Да когда-жъ она поспла такъ испортиться и развратиться, откуда это взялось? при такомъ надзор, при такой умной матери, только и думающей о приличіяхъ!
Этого понять было нельзя... это былъ какой-то бредъ...
Бшенство опять подступило къ сердцу князя.
«Фу! даже въ голову кровь кидается... такъ и стучитъ:» -- подумалъ онъ и сдлалъ нсколько гимнастическихъ движеній для отвлеченія крови отъ головы.
II.
– - Ты здсь, мой другъ?-- послышался у двери печальный голосъ.
Князь поспшилъ отпахнулъ портьеру и съ привычной почтительностью пропустилъ жену въ кабинетъ.
Она никогда не входила сюда въ это время, и вообще они обыкновенно не встрчались до завтрака, то есть до двухъ часовъ. Но за эти ужасные дни вс ихъ привычки были нарушены, они то и дло искали другъ друга, чтобы въ сотый разъ повторять одн и т же фразы, восклицанія, а то и просто, чтобы только почувствовать себя вмст. Они тщетно искали одинъ въ другомъ поддержки, какой-нибудь новой мысли, откровенія.
Давно уже разъединенные, они снова теперь тсно сошлись, благодаря общей бд, на нихъ обрушившейся...
Войдя въ кабинетъ мужа, княгиня медленно прошла къ дивану, присла на край его и опустила голову съ видомъ глубокой безнадежности.
При вечернемъ освщеніи она была очень красива и казалась моложавой. Но днемъ, особенно на этомъ уже яркомъ весеннемъ солнц, прямо ударявшемъ въ высокія окна кабинета, отъ кажущейся моложавости не оставалось и слда. Это была почти совсмъ увядшая блондинка съ желтоватымъ цвтомъ лица и блдными губами. Вокругъ ея все еще прекрасныхъ синихъ глазъ
Къ тому же за эти дни княгиня сразу постарла и осунулась, какъ посл долгой, жестокой болзни. Если ея мужъ былъ пораженъ и доходилъ то до бшенства, то до отчаянья,-- она была, дйствительно, уничтожена, убита.
Онъ все же могъ отвлекаться отъ своей бды, забывать ее на нсколько минутъ, могъ то и дло возвращаться къ своимъ обычнымъ мыслямъ, чувствамъ, привычкамъ, заниматься своимъ туалетомъ, гимнастикой, сть, пить и спать.
Княгиня почти не спала, не пила и не ла. Она не знала, умыта ли она, одта, причесана. Она не понимала, что такое ей говорятъ, но отвчала на обращаемые къ ней вопросы.
Можетъ быть, она, по временамъ, и испытывала къ своей хорошенькой дочери что-нибудь подобное материнскому чувству, но, во всякомъ случа, теперь это чувство замнилось жестокой злобой, почти ненавистью.
– - У меня нтъ больше дочери!-- говорила она мужу и навщавшимъ ее близкимъ роднымъ, и въ ея устахъ это была не фраза.
Дочь безсовстно и безжалостно разбила все, что она признавала единственнымъ богатствомъ какъ своего, такъ и всякаго существованія, насмялась надъ ея святыней, уничтожила все зданіе, созданное ею трудами цлой жизни.
Теперь она посрамлена, уничтожена, обезчещена на вкъ, она -- непрощавшая другимъ ни малйшаго отклоненія отъ кодекса свтскихъ приличій, неумолимо строгая ко всмъ безъ исключенія. Съ нею случился такой позоръ, какого никогда не могло случиться ни съ кмъ изъ осуждаемыхъ и презираемыхъ ею. Да, она убита, она чувствуетъ, что убита совсмъ, навсегда, и ее убила дочь! Какая же это дочь?! Это смертельный ея врагъ, преступница, матереубійца... У нея нтъ дочери!
Если бы можно было, она собственноручно подписала бы ея приговоръ, засадила бы ее на вкъ въ монастырь, въ тюрьму, куда угодно, чтобы только о ней больше не было и помина.
А между тмъ необходимо думать о ней постоянно, только о ней и думать, необходимо найти ее, вернуть...
Что же будетъ потомъ? Княгиня не знала этого, да и не задавала себ такого вопроса.
– - У тебя что-нибудь новое?-- мрачно спросилъ князь, наклоняясь и цлуя блдную, холодную руку жены.
– - Ахъ, къ несчастію, ничего новаго, ничего хорошаго!-- съ глубокимъ вздохомъ отвтила она.-- Вотъ, слушай... сейчасъ принесли... это письмо отъ брата Николая Петровича.
Она развернула листокъ почтовой бумаги и читала:
«Самые тщательные розыски, порученные надежному, лучшему въ Петербург сыщику, не привели ни къ чему. Тогда, передъ вечеромъ, N.. дйствительно, была въ квартир А. По крайней мр, описаніе ея примтъ, сдланное дворникомъ, впустившимъ ее за отсутствіемъ швейцара, вполн подходитъ. Она провела въ квартир А. около часу, затмъ вышла одна, и дворникъ видлъ, какъ она почти бжала по улиц. Посл того она въ квартиру А. не возвращалась. Самъ же онъ здсь, уходитъ и приходитъ, ночуетъ дома. По всмъ участкамъ дано знать; но до сихъ поръ ее нигд не нашли. Я начинаю сильно склоняться къ тому мннію, что ея совсмъ нтъ въ Петербург, что она куда-нибудь ухала»...