Злюка
Шрифт:
— Ножичек, кому ножичек! — отчаянно, со слезами в голосе закричал он, подбрасывая на замерзшей ладошке свое сокровище. — А ну, кому ножичек!
Ему уже было все равно. Он знал только одно: нужно выкупить
— Ножичек, кому ножичек! — осипшим, безнадежным голосом предлагал он всем встречным.
Ножик у Сережки купили за двадцать пять рублей. Теперь у него было семьдесят пять, но отдаст ли новый хозяин птицу за эти деньги? Оставалась еще самописка, которую он тут же продал за десятку.
Парня с чубом Сережка нашел у самого выхода. Вокруг него стояли человек пять и о чем-то спорили. Злюка переходил из рук в руки, и сердце у Сережки сильно билось.
— Восемьдесят целковых — эк, загнул! — качал головой пожилой покупатель в овчинном полушубке.
— Такая птица все сто стоит, — подзадоривали другие.
— Бери, чего думать!
— Дяденька, — выдохнул Сережка, сжимая деньги в кармане, — даю девяносто!
И сразу все похолодело внутри: ведь у него только восемьдесят пять! Покупатели удивленно покосились на него.
— Это кто девяносто дает? — строго спросил хозяин.
Сережка протискался к нему.
— Ты, что ли? А деньги есть?
Сережка протянул ему ворох денег, зажатых в кулаке, и дрожащими пальцами обхватил Злюку.
— Погоди, погоди! — сказал парень, пересчитывая деньги. — Давай обратно голубя. Здесь всего восемьдесят пять.
— Дяденька! — заплакал Сережка, прижимая голубя. — Больше ни копейки! Помереть мне на этом месте — больше ни гроша! Бери с меня шапку…
— Ну ладно уж, бог с тобой, — сказал парень.
А Сережка, смахнув слезы, на глазах у ошеломленных покупателей бросил голубя в небо.
— Ты что наделал?
— Вот дуралей!
— Теперь пиши пропало! — зазвенели вокруг голоса.
Но Сережка не слушал их. На ходу запахивая пальтишко, он побежал к трамвайной остановке. Денег на проезд у него не было, и он ехал домой зайцем. Но и ежеминутное ожидание контролера не могло омрачить его радости.