Змееловы (с иллюстрациями)
Шрифт:
— У меня всё. — Алексей Владимирович спокойно откинулся на спинку стула.
В наступившей тишине вдруг послышались тихие всхлипывания. Степан тревожно посмотрел в ту сторону, где сидели родители.
В зале произошло какое-то движение.
— Не надо, Мария, возьми себя в руки. — Азаров-старший быстро пробрался через уступивших ему дорогу людей к своей жене, безвольно опустившей голову на плечо Анны Ивановны.
— Что там? — встал судья Паутов, вглядываясь в зал.
Иван Никанорович, совершенно потерявшийся, ответил:
— Понимаете… Сердце
И здесь поднялся Петр Григорьевич Эпов. Вместе с Клавдией Тимофеевной они вывели Азарову. Иван Никанорович, извиняясь, вышел за ними.
Единственным человеком, сохранявшим полное спокойствие, была вторая заседательница, Рехина. Полная, лет сорока, в строгом черном костюме, она невозмутимо глядела прямо перед собой, сложив на столе пухлые, в ямочках руки.
Во время заминки в дверь прошмыгнула Земфира Илларионовна. Она скорыми, осторожными шажками пробралась к Холодайкину и сунула ему пакет. Алексей Владимирович, бросив благоговейный взгляд на внушительные штемпеля и сургучные печати, поспешно вскрыл его и, надев очки, прочел текст на глянцевом с золотым тиснением бланке.
— Товарищи судьи, — торжественно сказал Холодайкин, — только что из Министерства иностранных дел поступили дополнительные сведения, Я ходатайствую, чтобы они были заслушаны и приобщены к делу. Это показания журналистки Рославцевой, взятые по нашей просьбе в посольстве Советского Союза в Италии.
Он произнес это так, словно сам был приобщен к такой высокой сфере, как центральная пресса, Министерство иностранных дел, Италия.
Народная заседательница Рехина, не отрываясь, смотрела на листок веленевой бумаги, подрагивающий в руках Холодайкина.
— «Я, Рославцева Ольга Никитична, 1944 года рождения, действительно находилась в июле месяце в Талышинском районе по заданию редакции газеты «Комсомольская правда» под псевдонимом Гриднева», — читал врио прокурора.
Степан Азаров слушал, положив подбородок на ладонь и глядя в пол.
— «В о п р о с. Вам известно, чем занималась экспедиция герпетологов Дальневосточного отделения Академии наук СССР?
О т в е т. Да, известно. Поэтому я туда и поехала.
В о п р о с. В качестве кого вы находились в экспедиции?
О т в е т. В качестве лаборантки.
В о п р о с. Какова цель вашего пребывания в Талышинске?
О т в е т. У меня всегда одна цель — написать об интересных людях. Очерк, статью, может быть, книгу.
В о п р о с. Когда вы вылетели из Талышинска?
О т в е т. Двадцать шестого июля.
В о п р о с. Когда прибыли в Москву?
О т в е т. Двадцать седьмого июля, днем.
В о п р о с. Когда вы отбыли в Италию?
О т в е т. Двадцать восьмого июля, вечером.
В о п р о с. Что вы можете сказать о гражданине Азарове Степане Ивановиче?
О т в е т. Он, на мой взгляд, человек разносторонний, талантливый. Честный и справедливый.
В о п р о с. Что вам известно о пропаже сухого яда на четыре тысячи двести сорок три рубля?
О т в е т. Ничего.
В о п р о с. Что вы можете сказать о причинах?
О т в е т. Ничего не могу сказать. Но сам факт меня встревожил. Я знаю, какой благородный и крайне рискованный труд — добывание этого яда и как он нужен стране.
В о п р о с. По возвращении в Советский Союз вы думаете еще раз побывать в экспедиции?
О т в е т. Разумеется. Если успею. Моя командировка здесь затянулась. Если я опоздаю в этом году, то обязательно приму участие в работе экспедиции на следующий год».
Государственный обвинитель закончил читать и, подойдя к судейскому столу, протянул бумагу Паутову:
— Прошу приобщить к делу.
— Уважаемые товарищи судьи, — поднялся Шеманский. — Не имея возможности обратиться лично к Рославцевой-Гридневой, я прошу разрешения задать несколько вопросов государственному обвинителю. Сразу оговорюсь: вопрос касается только процедуры получения показаний. Я понимаю, моя просьба необычна. Но согласитесь, что допрос свидетеля произведен также несколько необычно. В моей практике это впервые. В вашей, вероятно, тоже.
Судья Паутов, посоветовавшись с заседателями, разрешил, предупредив:
— По существу, пожалуйста.
— Разумеется. Уважаемый товарищ государственный обвинитель! Вопросы, предложенные гражданке Рославцевой-Гридневой, составлены вами или в посольстве?
— Конечно, мной, — гордо ответил Алексей Владимирович.
— Благодарю вас, я удовлетворен. — Шеманский послал судьям свою очаровательную благодарственную улыбку.
После этого по ходатайству Холодайкина была допрошена Кравченко.
— Скажите, пожалуйста, — обратился к ней прокурор, — какого числа обвиняемый попросил у вас взаймы сто рублей, ссылаясь на то, что ему нужно послать своим родителям?
— Сейчас попробую вспомнить. Приблизительно числа двадцатого июля.
— Когда была обнаружена пропажа сухого яда?
— Тридцатого июля.
— После того как подсудимый взял у вас вышеупомянутые сто рублей, до тридцатого июля он получал в экспедиции какие-нибудь деньги?
— Нет.
— Он больше у вас не занимал?
— Нет, не занимал.
— У меня еще вопрос. Подсудимый часто называет вас «мать». Вы состоите в каких-нибудь родственных отношениях?
— Почти. У нас действительно отношения, как у сына с матерью.
Народная заседательница Савельева, расплывшись в улыбке, переводила взгляд со Степана на Кравченко. Холодайкин сдвинул очки на лоб и недоуменно уставился на Анну Ивановну.
— Как вас понимать? Если вы действительно состоите в родстве и это подтверждено документами, это одно дело. Если нет — совершенно другое. Я прошу дать объяснения.