Змееловы (с иллюстрациями)
Шрифт:
Клинычев невнятно пробормотал:
— Все собирался, хотел отдать… А потом его арестовали. Но я ему отдам… Обязательно отдам.
— Понятно, понятно, — покачал головой защитник. — Не будете ли вы так любезны ответить еще на один вопрос: для чего вам понадобилась вышеупомянутая сумма?
Холодайкин решительно поднялся:
— Я протестую! Подобные вопросы уводят суд в сторону.
Клинычев растерянно озирался.
— Вы хотите узнать у свидетеля что-нибудь по существу дела? — обратился к Шеманскому судья.
— Благодарю, у меня больше вопросов нет, — вежливо отозвался тот.
Клинычев, не глядя на своих коллег, поспешно возвратился на свое место.
Холодайкин
— Подсудимый Азаров, для окончательного установления истины я прошу ответить, откуда у вас появилась после двадцатого июля такая крупная сумма денег, из которой вы дали взаймы Клинычеву триста рублей?
Степан молчал.
— Подсудимый, вам понятен вопрос? — настойчиво требовал прокурор.
— Понятен, — хмуро ответил Азаров. — Повторяю, эти триста рублей не имеют никакого отношения к делу.
— Я еще раз обращаюсь к вам с вопросом: где вы взяли деньги? — повторил Холодайкин.
— Товарищ Азаров! — не выдержала заседательница Савельева; к ней наклонился председательствующий и что-то шепнул на ухо. — Гражданин Азаров! — поправилась она. — Расскажите о деньгах. Вы облегчите положение и себе и нам. Если они не имеют никакого отношения к делу, как вы сказали, тем более, значит, можете рассказать.
В зале наступила тишина. Все смотрели на Азарова. После долгого колебания он наконец произнес едва слышно:
— Эти триста рублей оставила мне Гриднева. То есть Рославцева.
По залу прошел шумок.
— С какой стати? — спросил чуть насмешливо врио прокурора.
— Значит, доверяла, — спокойно ответил Азаров.
— Для какой цели?
— На сохранение.
— Почему же вы тогда молчали об этом? — спросил государственный обвинитель.
— Не хотел впутывать ее в эту историю.
Савельева улыбалась.
— Если это не ваши деньги, то как вы могли дать их Клинычеву? — не унимался Холодайкин.
— Он попросил их у меня на несколько дней, — спокойно сказал Азаров. — Я доверял ему…
Шеманский одобрительно наклонил голову.
— У меня к подсудимому все, — сказал Холодайкин. — Но я прошу суд еще раз допросить свидетельницу Эпову Зинаиду. — Получив разрешение от Паутова, Холодайкин обратился к девушке: — Скажите, пожалуйста, обвиняемый не просил быть посредником между ним и вашим отцом, предлагал что-нибудь продать Петру Григорьевичу Эпову?
— Нет, Степан Иванович никому ничего продать не предлагал, — ответила Зина. — И вообще он никакими махинациями не занимался. — Девушка бросила взгляде сторону Клинычева: — Не то что некоторые. Степан Иванович честный человек и… хороший.
— А вот ваш отец, — продолжал Холодайкин, — показал, что подсудимый предлагал ему яд. Что вы на это скажете?
Зина растерянно огляделась. Потом, взяв себя в руки, сказала:
— Он, то есть мой отец, сам сказал дома, что Степан Иванович сказал это в шутку… Вы сами подумайте… Глупо это все…
— У вас больше нет вопросов к свидетельнице? — спросил судья у Холодайкина; тот отрицательно покачал головой. — А у защиты?
— Всем, я думаю, ясно, что ответ свидетельницы Эповой исчерпывает сущность вопроса, — отозвался адвокат.
— Итак, — объявил Паутов, — суд решил: судебное следствие закончить и перейти к прениям сторон. Слово имеет государственный обвинитель.
Холодайкин надел очки и взял в руки исписанные листки бумаги.
— Товарищи судьи! Хищение социалистической собственности — это тягчайшее преступление, связанное с посягательством на экономическую основу Советского государства. Расхититель народного добра — опасный преступник, но степень опасности преступления еще более возрастает, если преступное деяние совершается лицом, непосредственно ответственным за сохранность доверенных ему государственных или общественных ценностей.
На скамье подсудимых находится бывший бригадир герпетологической экспедиции Азаров. Ему было поручено ответственное дело — хранение сухого змеиного яда, имеющего огромное значение для производства ценных лекарственных препаратов, призванных облегчить страдания многих и многих советских тружеников. Кроме того, как бригадиру ему доверили самое главное из наших богатств — человеческие жизни, которые он должен был оберегать путем соблюдения мер по охране безопасности труда. Пользуясь попустительством руководителя экспедиции, которая совершенно не контролировала действия бригадира, обвиняемый не пресекал случаи пьянства и халатного отношения к работе со стороны отдельных членов экспедиции, преступно небрежно выполнял правила охраны безопасности труда, в результате чего одного из работников укусила змея и он не был вовремя доставлен в больницу. Все это не могло не сказаться на работе всего коллектива, что видно из трудовых показателей за то время, когда подсудимый находился на посту бригадира. (Среди змееловов поднялся недовольный ропот; председательствующий постучал карандашом по стакану.) Азарову было выгодно расшатать крепкий, спаянный коллектив, чтобы через образовавшиеся прорехи в трудовой дисциплине устроить себе лазейку для совершения преступления. Он намеренно халатно относился к хранению сухого яда, доверяя ключи от сейфа людям, не имеющим на то права, а то и специально не запирал сейф по нескольку дней. И вот, создав благоприятную для себя ситуацию, обвиняемый похищает флакон с сухим змеиным ядом стоимостью в четыре тысячи двести сорок три рубля. Его изобличают следующие неопровержимые факты и улики. На предварительном следствии был найден флакончик из-под пропавшего сухого змеиного яда с отпечатками пальцев подсудимого, потерянного впопыхах, когда он перекладывал ворованное в другую тару. Других отпечатков пальцев на нем нет. За четыре дня до обнаружения пропажи обвиняемый проводит всю ночь в Талышинске, в результате чего у него появляется большая сумма денег в крупных купюрах, из которой он свободно отсчитывает триста рублей Клинычеву взаймы. Еще неделю назад у обвиняемого не было совсем денег, так что он одалживал сто рублей у свидетельницы Кравченко, чтобы послать своим родителям. Значит, эта крупная сумма появилась у него в период между двадцатым июля и днем обнаружения пропажи яда, то есть тридцатого июля. Далее. Имея меру пресечения, подписку о невыезде, чувствуя, что круг следствия смыкается, подсудимый пытается бежать из Талышинска на самолете, но его задерживают органы милиции. Подсудимый упорно отказывается признать себя виновным. Он скрывал от своих товарищей, сидевших без денег, что у него имеется крупная сумма, что открыло бы следствию глаза на его явную виновность. Но нашлись люди, которые пришли в прокуратуру и разоблачили преступника. (При этих словах Клинычев сжался на своем стуле.) В период предварительного следствия подсудимый вел себя грубо, непоследовательно, несколько раз изменял показания. И даже здесь, на суде, пытается укрыться за спину известного советского журналиста, выполняющего в настоящее время важное специальное задание центральной газеты за рубежами нашей Родины. Тем самым подсудимый хочет затянуть следствие, хорошо зная, что мы не можем в настоящее время проверить его показания путем личного допроса товарища Рославцевой.
Товарищи судьи! И хотя подсудимый пытался разжалобить нас рассказами о своих якобы благородных поступках в прошлом, касающихся свидетелей Азарова и Азаровой, преступление, совершенное им, нанесшее крупный материальный урон государству и лишившее тысячи больных целительных лекарств, требует вынесения сурового приговора. При определении меры наказания подсудимому прошу также принять во внимание то, что яд, попавший, может быть, в чьи-то еще более преступные руки, усиливает общественную опасность преступления. В силу этого прошу определить в качестве меры наказания подсудимому Азарову Степану Ивановичу в соответствии с Уголовным кодексом РСФСР десять лет лишения свободы с конфискацией имущества.
Когда Холодайкин закончил свою речь, у всех, кто сидел в зале, осталось тягостное, тяжелое впечатление. Вина Степана Азарова облачалась в зримую законченную форму.
Анна Ивановна до боли сжала пальцы рук. Зина Эпова с отчаянной тоской посмотрела на Азарова, которого, последние слова государственного обвинителя словно придавили к месту.
Члены экспедиции с надеждой поглядывали на Шеманского. Он невозмутимо поигрывал позолоченной авторучкой, излучая спокойствие и уверенность.
— Слово предоставляется защите, — объявил председательствующий Паутов. Он казался утомленным. Изредка прикладывал руку к левому плечу. Видимо, непогода давала знать о старой ране.