Змеев столб
Шрифт:
Было чему удивляться. Тугарина потрясла заграница. Хаима изумляли способности невежественного начальника вести огромную канцелярскую работу и держать в уме каждую цифру немалого хозяйства, собственного и государственного. Людей занимало, почему Тугарин, которого невозможно ничем разжалобить, не предал Готлиба суду, как грозился вначале, и внезапно переменил к нему отношение. Приятно поражена была Зина, – муж бросил пить. Недоумевал милиционер Вася, лишившись главного собутыльника. Но больше всех диву давался и негодовал сторож, оттого, что вор ушел от расплаты.
– Наступил воробей совам на ноги, – смеялась пани Ядвига.
Кроме Зины, никто
Глава 20
С новым солнцем
В этот раз во время двухмесячной полярной ночи скончалось меньше людей, чем в прошлом году. На мысе не было инфекций. Очевидно, болезнетворные бактерии непривычны к холоду, поэтому люди умирали только от голода или отсутствия дров. Весной из Столбов привезли узников закапывать трупы. С утра им давали немного спирта, чтобы они могли работать весь день. «Старожилы» недосчитались всего пяти человек. Их похоронили без чужой помощи, троих даже в гробах. Заработную плату спецпоселенцам немного увеличили, и, хотя часть денег выдавали облигациями, появилась возможность купить доски на домовину усопшему.
Рыба шла плохо. Кое-как выполнив весенний план, Тугарин снова запил и забросил хозяйство. Хранящаяся в цехе мороженая рыба прошлогоднего улова проветрилась, протухла, и ее выбросили в море.
Жизнь постепенно налаживалась. На крыше у входа в контору укрепили черную тарелку радио. Вечерами народ ходил слушать сводки Информбюро о положении на фронтах и доклады московских партийных деятелей.
В новую навигацию построили бревенчатую баньку. К печке местный умелец присоединил две большие бочки из-под керосина, одну – для воды, вторую использовали как дезинфекционную камеру, и вшей на мысе убавилось. Трубу для любителей попариться установили толстую, железную. Мужчины мылись вечером в субботу, а женщины с детьми – в выходной день.
Появилась начальная школа – обычная юрта, но под настоящей дощатой крышей. Вероятно, власти сочли, что для строительства школы на мысе государственные стандарты не обязательны. Сверху во всю ширину передней стены укрепили лозунг: «Великий Сталин – знамя дружбы народов СССР!» В словах лозунга не было неправды, ведь школа предназначалась детям разных народов, а объединил их великий Сталин. Внутри юрта тоже выглядела нарядно, на стенах красовались яркие плакаты со Сталиным и разнообразной наглядной агитацией.
Недостатка в плакатах не ощущалось, но не хватало учебников, тетрадей и прочих школьных принадлежностей. Проблема решилась просто: из Тикси прислали пачку цветных карандашей и пять рулонов обоев. Учителя сшили и разрисовали буквари и учебники, развели из сажи чернила и настрогали палочки для писания.
Педагогов набрали из переселенцев, у кого сохранились документы об окончании училищ и вузов. Специально для профилактической беседы с педагогами прибыли сотрудники отдела просвещения. Гедре, которую взяли преподавать математику, сказала, что начальники строго предупредили: дети не должны повторить страшных ошибок своих родителей, ученики советской школы обязаны вырасти политически воспитанными членами социалистического общества.
Ребятишки очень радовались школе. Правда, после, зимой, они не учились – не у каждого имелась зимняя одежда, все страдали цингой, и недоставало омулевого жира на коптилки. Родители утешались слухами, что со временем подросткам разрешат учиться в Тиксинской семилетке, если построят интернат. А вскоре счастливая весть
Тугарину с Зиной возвели отдельный дом из лиственничных бревен, заведующий сам отобрал их и доставил. В бывшей конторской квартире Тугариных открылись амбулатория и магазин. В магазине продавали по карточкам продукты. На работающего человека в месяц теперь полагались семь килограммов муки, килограмм сахара, восемьсот граммов масла и одна свеча. На неработающих и детей – по четыре килограмма муки, триста граммов масла и нисколько сахара.
Вот только хлеба по-прежнему не было, хотя отвечающую санитарным нормам пекарню тоже построили – с приспособленной печью и стеклянными окнами. Завезли туда противни, формы, муку и дрожжи – входи и пеки. Народ почему-то был уверен: осталось пекарне заработать, и жизнь начнется богатая, как в Тикси. Вместо муки по карточкам будут выдавать хлеб, обещали по шестьсот граммов в день на рабочих.
О хлебе говорили с придыханием и слезами на глазах. Но вот невезуха – никто из пекарей не желал ехать на мыс, несмотря на большую зарплату. Не хватало мест в общежитии. С приездом веселой, разбитной продавщицы Тамары и фельдшера Нины Алексеевны в конторе сделалось тесно, к тому же Галкин развелся в Якутске с супругой, женился на Фриде, и молодые заняли целую комнату. А из врагов народа Тугарин никого в хлебники брать не хотел. Он не доверял антисоциальному элементу, во-первых, из-за непременного воровства, во-вторых, из-за возможного вредительства и упорно ждал, что согласится кто-нибудь из вольнонаемных.
От воспоминаний о чудесных ароматах в булочной Гринюса у Нийоле и Юозаса кругом шли головы. Нийоле всем надоела дома разговорами о булочках, коржиках и пирожных. Слушать ее любил только Алоис. Мальчику казалось, что мама рассказывает бесконечную сказку.
Нийоле порывалась пойти к Тугарину с рассказом о каунасской булочной и попроситься в хлебопеки, но трусила. А Юозас хорошенько почистил одежду и пошел.
Без толку, конечно. Тугарин поднял парня на смех. Юозас от волнения еще сильнее заикался и не мог связать двух слов, хотя сказать намеревался много: о том, что умеет печь хлеб с восьми лет и ни в краже, ни во вредительстве никогда замечен не был и не будет.
Потом начались сильные осенние ливни, море ринулось в протоки, реки вышли из берегов, и через тундру на мыс перехлестнула вода. К счастью, ливни прекратились, и пострадали лишь несколько ближних к лагуне юрт. Люди как раз вернулись с рыбалки домой и успели закинуть скарб на крыши до наводнения. Оно продолжалось недолго, с обеда до ночи.
В клокочущей воде кружили льдины и деревья, Хаим и Юозас длинными палками отталкивали их от юрты. Пронизывающий морской ветер забрасывал крышу студеными брызгами. Женщины с детьми сидели, обнявшись. Нервная Гедре плакала от радости, что с верховьев нанесло невиданно много топляка. А к вечеру ветер стих, и вода начала убывать.
Считая проплывающие мимо бревна, Гедре приметила деревянную шкатулку Марии. Шкатулка с янтарными бусами оставалась в юрте на полке. Волны подхватили ее и вынесли из выбитого окна. Хаим попытался достать шкатулку палкой, но она колыхалась уже далеко.
Нийоле заметалась по крыше, ломая руки, и закричала:
– О Боже, Боже, там янтарь, там наша маленькая Литва!
Не надо было ей упоминать имя родины. Не успели опомниться, как Юозас скинул валенки и бросился вниз…