Змеиная вода
Шрифт:
– Избавиться от ребёнка?
– Да. Милочка… она была против… а Тонька бралась. И плевать ей было, кто и что… лишь бы платили. И на срок тоже плевать. Она… на любом могла.
– Ты за ней следила?
– Бабка успокаивалась, когда я ей рассказывала, как Тонька в больничке полы моет, - Зиночка провела пальцами по лицу. – Я знаю, что у неё диплом был. Врача… она мне сама их показывала. Она… у неё возраст. И руки уже не те. Она меня позвала. Предложила… помощь… денег… сказала, что если в Петербург маму увезти, то… там лучшие целители, те, которые самого Императора лечат… что и маму сумеют. Что это просто Милочка дальше своего носа не видит… вот… а я… я могу помогать. И зарабатывать…
– Что это вообще такое? – спросил Бекшеев.
– Змеиная вода? Это… средство. Там змеиный яд тоже имеется, но малость. В основном травы. Разные… яд… они убивают плод. Взрослому человеку много яду надо, а ребенку что, он махонький… он отравляется и тело тогда само его исторгает. Ведь бывает такое, что беременность перестает развиваться, что дитё внутри само умирает…
– То есть, женщины приходили к Антонине и она…
– Зависит от срока. Если небольшой, то сама бралась за чистку. Укол делала, потом операцию… пару часов давала полежать, смотрела, чтоб не было кровотечения или ещё каких проблем. Я после провожала домой… ну и там, если любопытный кто находился, говорила что-то, что мы гуляли или обсуждали чего по бабьим делам… все ж знали, что я в госпитале работаю. Верили…
– А если…
– Если срок большой, то плод сперва умертвить надо было. Она давала змеиную воду… потом через день или два начинались схватки… и если не начинались, тогда Антонина колола что-то ещё… ну и чистила уже так… говорила, что это самый безопасный способ…
– А ты…
– Я спасала их, - снова повторила Зиночка. – Спасала…
Глава 37 Чешуя и перья
Глава 37 Чешуя и перья
«Издревле люди испытывают к змеям отвращение небывалое, страх подспудный, по мнению многих происходящий от памяти души об утраченном рае и Змее…»
Народные легенды и суеверия
Безумие всегда разное.
Я начинаю привыкать к этому.
У нынешнего – печальные глаза. И взгляд несчастный. Волосы кудельками, высветленные до какой-то снежной белизны. У него опущенные уголки губ и пальцы, которыми оно губы трогает, будто пытаясь вернуть потерянную улыбку.
– Спасала… - повторила Зиночка. – Я их спасала.
– Женщин?
– Всех… они вместе уходили. С мамочкой… я видела… и как они плакали, те женщины… и что пить отраву не хотели. И что им плохо…
– Первая была Тихарева?
– Анна… да… она приходила к Тоньке три раза… и приносила деньги. Тонька взяла… договорилась, а Анна не пришла… и потом второй раз. А на третий Тонька сказала, что или она решается, или Тонька руки умывает. Что дальше уже ждать – совсем опасно. Тогда она и решилась. Пила и плакала… пила… говорила, говорила, как ей жаль, как любит она… что не может иначе. Тонька и попросила меня проводить. Приглядеть. Зелье это… от него голова кружится. Мы шли, а она мне говорила… говорила и говорила… и плакала… и что хотела этого ребенка, но никак ей с ним… и что лучше бы ей умереть… она бы тогда счастливой…
– И вы её убили.
– Да, - просто ответила Зиночка.
– Как?
– Дала по голове камнем. Мы через лес шли, я споткнулась. Какой-то камень на дороге. Я хотела отбросить, просто отбросить, чтоб другой не споткнулся. А потом в руку взяла и просто раз… и по голове. Как будто… как будто не я, а другой кто. Она упала. И умерла. Не сразу… посмотрела на меня и улыбнулась. И такая счастливая… на небеса с ребеночком… ушла… два ангела… невинноубиенные
Сколько же всего у неё в голове-то намешано?!
– А вы? – Бекшеев, выспавшись, был слегка всклочен, но выглядел куда бодрее, чем утром.
– А я… я ничего… я как-нибудь… отвечу… там, пред Господом и отвечу. Главное, что они на небеса ушли… на небесах им хорошо.
– Гадюка…
– Она сама приползла. Это знак был… знак, что всё правильно делаю.
– Дальше вы не камень использовали?
– Нет… это… это неприятно… и промахнуться можно. И больно. Я не хотела, чтоб им больно было. Они уже и так натерпелись. И зелье изготовила. Тонька ведь кое-чему учила меня. Да и не она одна… у меня наперстянка имелась. И ландышевы ягоды. И так кое-чего. Я свое зелье составила. После змеиной воды плохо становится… некоторых мутит, но надо перетерпеть… и слабость накатывает. И говорят многие… я ведь не всех… я ведь только тех, кто сам хотел уйти. Кто рассказывал, что думал о смерти… кому некуда было больше… некуда спастись. Только если на небеса.
– Как Инге? – Бекшеев говорил очень спокойно.
– Она хотела детей. Долго хотела… думала, муж образумится. А потом поняла, что нет, не образумится. И что не дадут ей жизни. Здесь – не дадут. Ни мать, ни муж… что на самом краю света отыщут. Да и куда убежишь-то с дитём. Она воду пила, давилась и плакала. Я видела, как она плакала. Тихо так, без всхлипов… я знаю… так плачут, когда внимание привлекать нельзя, потому что опасно. Слёзы их злят… и только тихие можно. Я не хотела ей помогать… не хотела… но она топиться собралась. А это грех. Великий. Нельзя на себя руки накладывать. А она бы наложила. Вот и пришлось. Теперь она вместе с ребеночком будет. На небесах. Ангелами божьими. Им не было больно… никогда не было больно. Просто засыпали. Я говорила, что надо вторую часть воды выпить. Предлагала посидеть, подышать… слабость перетерпеть. И выпить. Они пили. И засыпали. Насовсем. Я сидела рядышком… когда-то, когда он затихал… отец… мама приходила к нам. И ложилась. Обнимала и пела песенку. Шёпотом… и становилось хорошо. Я знала, что ей было больно, и что она плакала. И мне тоже было больно от этого, но и хорошо. Боль… боль надо просто перетерпеть. Немного. А потом станет легче… у Боженьки много ангелов. И еще больше прибудет…
Зиночка говорила это с полной убеждённостью в своих словах. С улыбкой. Радостной такой и детской… безумие очень любит улыбки. У него их множество. И за каждой – своя история.
Нынешняя – душевной боли.
Душу тоже можно ломать, как и кости. И зарастает она, затягивается, только следы никуда не исчезают. И старые кости ноют на перемену погоды, а эти… душевные переломы, они же почти как кости.
И тоже ноют.
Только не разглядеть ни их, ни боль эту.
– И Антонина догадалась о вашей… помощи? – Бекшеев чуть запнулся, но Зиночка и не заметила.
– Нет. Я же… не всем… не всегда… зачем помогать тем, кому помощь не нужна? Их же больше… некоторые к Тоньке бегали, если не каждый месяц, то через один и ничего-то в том дурного не видели. Их грех. Не мне решать. Тонька же только рада… основной её прибыток с таких дел. Да и они как раз и не доводили, чтоб срок большой. Знали… ну и чем раньше, тем оно дешевле и беспроблемней. А вот тех, кому моя помощь нужна, мало… они всё мучаются, сомневаются… то приходят, то уходят… и хорошо, если не возвращаются, - Зиночка посмотрела на свои руки. – Когда срок такой, то… опасно… Тонька в первый раз решила, что это она с отравой переборщила. Очень боялась, что к ней придут… Величкину вот муж забил. Так все думали… и думают… ну, что у него папаня богатый, заплатил, кому надобно, чтоб вину на змей перекинули… с остальными тоже…