Змеиная вода
Шрифт:
Язык мой…
– Боже, ну кого она там нашла… какого-то инвалида, который…
Который, вероятно, любил её.
А она любила его.
И если бы семья помогла, если бы не отвернулась, возможно, и он был бы жив, и Ангелина… только это все – сотрясание воздуха.
– Она ведь не забыла, - я говорю это тихо-тихо. – Ничего не забыла… ни того, что вы услали её из дому, когда родился такой нужный сын. Ни того, что случилось позже… ни вашего равнодушия, ни требовательности. Не забыла, как вы не приняли её мужа. Как фактически
Зачем, к слову?
– И каждый день наверняка давили, требуя… чего?
Молчание.
И ярость. Глухая. Застарелая. Гнев…
– А потом выяснилось, что все это… что ваши упреки в неблагодарности, что требования… что ваша приличность – это лишь маска. Лицемерие…
– Что вы можете понять!
– И что на самом деле Анатолий – не родной сын… кстати, откуда она это узнала?
– Понятия не имею.
– А ведь этого хватило бы, чтобы… она собиралась пойти в суд?
– Да.
– И поэтому вы решили её убить. Сначала отравить…
– Я не собиралась убивать эту идиотку! – рявкнула Мария Федоровна, окончательно выходя из себя. – Да, она страдала… все страдают! Жизнь такая! Думаете, мне было радостно выходить замуж за… или исполнять супружеский долг с человеком, который вечно пьян? Вонюч? Грязен? Который не скрывает, что купил тебя? Но я терпела… и от нее требовалась лишь малость…
– Отказаться от себя? От своих желаний?
– Какие там у нее могут быть желания… глупости одни. Это в конце концов её долг женщины…
– Суд, - подсказала я. – Чей был план травить…
– Никто не травил. Это… это временно…
– Откуда лекарство? Кстати, не знаю, говорил вам Бекшеев или нет, но расследование началось. Подобные препараты находятся на особом учете…
– Тот Ангелинин жених тоже пугал расследованием, - отмахнулась Мария Федоровна.
– У княгини Бекшеевой связей и возможностей несколько больше… - я выдержала взгляд в глаза. – Так что и расследование пойдет чуть иначе. И не сомневаюсь, она добьется, чтобы оно завершилось… успешно.
Вопрос – для кого. Но я уже усвоила, что порой людям достаточно и намеков.
– Это… старый знакомый… мужа… я иногда обращалась к нему… за помощью… он целитель, хотя и не того профиля, который… общий… - Мария Федоровна говорила весьма обтекаемо. – Я спросила, есть ли средство, которое… успокоит мою бестолковую дочь.
– Бестолковую?
– А разве нет? Чего бы она добилась? Скандала? Суда? Родственничков Каблукова, которые и так пытались обобрать несчастную вдову…
Сомневаюсь, что у них что-то да вышло.
– Но она и слушать не желала… она требовала невозможного.
– Отдать ей все?
– Выделить половину… ну вот что она бы с ней делала? Да и Анатолий никогда бы не согласился на такое. У него… сложный характер. И мне без того приходиться прикладывать немало усилий, чтобы удержать Толеньку от необдуманных поступков.
Вроде
– И зачем ей деньги? Выйти замуж за это рыжее чудовище? Отобрать у меня внуков?
Которые весьма долго были не слишком нужны.
– Она бы окончательно унизила, опозорила бы всю семью… а лекарство… оно успокоило. Очень хорошо успокоило. Ангелина стала сонной… и мы уехали. Я не собиралась её убивать. В конце концов, она моя дочь.
Надо же, вспомнила.
– Я нашла хорошую лечебницу… Ангелину приняли бы, но… нужно было время…
– Чтобы препарат вывелся из крови? И его не обнаружили бы в этой самой хорошей лечебнице? Вы собирались превратить вашу дочь в сумасшедшую. Не знаю, возможно, убийство было бы милосерднее.
– Я бы навещала её. О ней бы заботились. Там очень хорошие условия. Просторные палаты… целители отменные. И занятий много. Я была в этой клинике. Там вяжут и вышивают. Рисуют. Много гуляют. Там даже домашних животных разрешают держать. Я подумывала купить Ангелине кошечку. Или шпица… такого пушистенького щеночка. Они милые.
И отлично заменяют отобранную жизнь.
Почему люди… такие?
Иногда я окончательно перестаю понимать их. И теперь – тот самый случай. Ангелина… мы не были знакомы с ней. Но то, что я знаю… да будь у меня такая дочь, я бы гордилась ею.
Я бы…
Дочери у меня никогда не будет. Это данность. И с нею я смирилась, точнее как-то свыклась, как и со своим уродством. Но… просто не понимаю.
Сейчас уже я не понимаю.
Мария Федоровна ведь всерьез верит, что делала лучше… что Ангелине хорошо было бы в этом замечательном месте, где можно жить, вышивать и выгуливать шпица. И радоваться, если правильно таблетки подберут.
– Знаете, - я заставляю себя замолчать.
Потому что…
Потому что она, эта женщина, выглядящая совершенно нормальной, да и не безумная она, но… она куда отвратительнее сломанного менталистом мальчишки. И самого менталиста, который тоже сошел с ума и это вполне себе оправдание.
Она страшнее именно кажущейся своею нормальностью.
Убежденностью в своей правоте.
И в том, что общество в большинстве своем с ней согласится.
– Знаете… пусть с этим разбираются другие, - я выдыхаю снова, потому что разговор не окончен. – Скажите лучше, зачем она вернулась? Ангелина? Помириться?
– Нет… хотя она уже не говорила о суде… мы в целом вполне мирно обсудили все… и пришли к соглашению. Более того, мы его подписали. Ангелина получала долю в наследстве, точнее некую сумму, которая компенсировала эту долю. И деньги были выплачены, я за этим проследила…
– И где они сейчас?
– Лежат на счетах. Они отойдут детям по достижении ими совершеннолетия. В равных долях… - Мария Федоровна поморщилась. – Зое не говорите.
– Почему?
– Она и так отвратительно упряма, никакого сладу… а узнает про деньги.