Змея Давида
Шрифт:
Она в панике завертелась на месте, озираясь, и закричала изо всех сил:
– Выпустите меня! Я не хочу идти дальше! Не пойду! Мне нельзя, как вы не понимаете!
Голос сорвался и превратился в хрип. Она судорожно глотнула воздух и зашлась в кашле, смешанном со слезами. Закрыв глаза, упала на колени, вздрагивая всем телом и шепча:
– Пустите меня… У меня там сын остался… Сквозь сомкнутые веки внезапно пробился яркий свет, и она распахнула глаза. Картина вокруг нее изменилась до неузнаваемости. Теперь она находилась на какой-то поляне, поросшей одуванчиками и окруженной невысокими деревцами. По небу плыли легкие облака и тени от них лежали на изумрудно-зеленой траве. Солнце светило нестерпимо, вышибая слезы из отвыкших от яркого света глаз.
Первым порывом Дианы было броситься к ним со всех ног, но она каким-то чудом сдержалась и просто пошла в их сторону, не пряча счастливой улыбки. Они были такими, какими она их видела в последний раз – мама в светлом домашнем платье и фартуке с пчелками, волосы собраны в хвост, тетя Сара одета, словно вдовствующая герцогиня – в строгое коричневое платье с глухим воротом, застёгнутым брошью-камеей, седая корона волос над морщинистым лбом, в руках – янтарный мундштук с сигареткой. Они смотрели на нее с легкой насмешкой, словно на неразумное дитя, которое, наконец, поняло, что ему нужно делать.
– Мама, я пришла, – только и смогла произнести Диана, подойдя к мостику, но не решаясь вступить на него. Мира лучезарно улыбнулась и сделала движение, словно хотела броситься в ее сторону, но осталась на месте. А тетя Сара чинно сложила на груди руки и преувеличенно строго спросила: – Ну, и куда ты, девка, навострилась? – Я не знаю… – неуверенно пробормотала Диана. – Просто шла… – Ты выросла, – почему-то сказала Мира, с прежней улыбкой глядя на нее.
Диана счастливо рассмеялась:
– Говорят, люди растут до двадцати пяти лет, так что может быть! – Двадцать пять лет – а ума нет, – вздохнула Сара и чиркнула спичкой, зажигая сигарету. Мира привычно скуксилась и замахала рукой, а Сара, выдохнув первую порцию голубоватого дымка, спросила Диану: – Ты хоть понимаешь, что тебе не к спеху присоединяться к нам? Или на ребенка тебе наплевать? Диана затрясла головой: – Понимаю! Но что же мне делать? – Снять штаны и бегать, – просто ответила Сара, усмехаясь. Даже здесь, в посмертии, ее дражайшая родственница осталась самой собой. Диана хотела было по-детски обидеться, но не смогла, кажется, такое чувство, как обида, в этой вселенной не существовало. – Возвращайся назад, Дина, – тихо сказала Мира, погасив улыбку. – Просто возвращайся. Тебя там ждут. – Я знаю, – всхлипнула Диана, понимая, что, возможно, видит их в последний раз. – Сын ждет… – Не только, – сказала Мира. – Он тоже ждет. Ты понимаешь, о ком я? – Да. Только он разве ждет меня? Мы ведь ничего друг другу не обещали… – Не обещали. Просто поверь. Ты нужна ему. Пусть даже он сам этого не понимает. Если рядом не будет тебя, ему незачем будет жить. Ты нужна им обоим, поэтому просто вернись обратно. – Вернуться? Значит, снова нужно идти? – при мысли о повторении ее бесконечного похода Диане стало не по себе. – Да. Просто идти. Столько, сколько потребуется.
Диана медленно кивнула, не сводя с них взгляда. Странно, происходящее не вызывало у нее удивления, хотя прежде она никогда особо не задумывалась о том, что или кто может ждать ее «за гранью», придерживаясь версии, что «того света» может и вовсе не существовать, не зря же призраки предпочли остаться на земле в страхе перед предстоящим небытием. Но все же была счастлива от того, что все происходило именно так – стоило умереть, пусть даже и не окончательно, ради того, чтобы снова увидеть свою семью не на фотографиях, а «вживую», и узнать от них, что в мире живых она будет нужна не только своему сыну, но и любимому человеку.
Она не торопилась поворачиваться к ним спиной, стараясь наглядеться и запомнить мать и тетю такими, какими они были сейчас. Душу раздирало от желания остаться навсегда здесь, со своей семьей, и вернуться назад, к своему мальчику и к Северусу, который, теперь она знала это совершенно точно, без нее пропадет. Она подавила порыв расплакаться и сделала
Прежде чем отвернуться и сделать первый шаг в обратном направлении, Диана еще долго смотрела на них, не в силах отвести взгляда от родных ей людей, затем отступила назад, медленно повернулась и через мгновение поняла, что летит куда-то вниз с головокружительной высоты.
Больше всего на свете ему сейчас хотелось покоя. Забраться куда-нибудь в нору, где его не найдет никто, закрыть глаза и забыться. Не думать ни о чем. Ни о разрушенной школе, ставшей для него и многих других детей родным домом, ни о аккуратно сложенных в Большом зале и накрытых простынями убитых. Их оказалось так много… Больше пятидесяти человек – авроры, жители Хогсмида, вчерашние студенты, члены Ордена. И Фред, и Тонкс, и те, чьих имен он даже не знал.
Раненых сначала укладывали в Больничном крыле, а когда там уже попросту перестало хватать места, тех, кого можно было транспортировать, начали переправлять в Мунго, а некоторых и домой. В Больничном крыле остались самые «тяжелые», специально для них из госпиталя прибыла команда лучших целителей, которые теперь вынуждены были буквально разрываться между больницей и школой.
Когда первая эйфория от победы улеглась, Гарри почувствовал, насколько он устал. Радость уступила место горечи и пустоте, приветствия, поздравления, всеобщее воодушевление доставляли едва ли не физический дискомфорт. От этого ему почти хотелось плакать, как в детстве, но он понимал, что не имеет права на скорбь, во всяком случае, не сейчас. Он решил присоединиться к тем, кто прочесывал территорию школы в поисках убитых и раненых.
Помогая укладывать на носилки очередное тело, он не чувствовал ничего, настолько он был опустошен. Только шевелилось что-то вроде страха снова увидеть знакомое лицо. Слишком уж много знакомых мертвых лиц промелькнуло перед ним сегодня утром.
Мертвых «упиванцев» складывали аккуратной кучей на заднем дворе, приставив к ним охрану на случай если кто-то из них окажется без сознания и, очухавшись, попытается бежать, или если кто-то из родственников захочет утащить тело, не дожидаясь процедуры опознания. Когда все будет закончено, тела убитых сторонников Волдеморта решено было сжечь, а пепел сбросить в Черное озеро, чтобы никому и никогда не пришло в голову устраивать у их могил митинги. Там же, в общую кучу было брошено и тело Тома Реддла, точнее, то, что от него осталось. Скользнув рассеянным взглядом по останкам того, чье имя еще сутки назад приводило людей в трепет, Гарри тяжело вздохнул и пошел прочь.
Он присел на огромный камень, бывший когда-то куском стены Северной башни. Глаза резало от бессонной ночи, тело болело, но неприятные физические ощущения отвлекали от душевной боли. Рядом возникла чья-то высокая тень и человек осторожно присел рядом с ним на камень.
Гарри медленно повернулся в его сторону. Чарльз Уизли. Огненно-рыжие его волосы были припорошены пылью, лицо было тоже серым от пыли. Глаза были сухи, но взгляд их казался потухшим, мертвым. Он бессильно положил испачканные в саже и чьей-то крови руки на колени и молча уставился куда-то вдаль.
Так они просто сидели некоторое время, не испытывая потребности в пустых словах утешения, и молчали. Наконец, Чарльз достал из кармана своей драконьей куртки пачку сигарет и так же молча закурил. Гарри заметил, что руки его дрожат и стыдливо отвел взгляд, словно опасаясь его смутить тем, что заметил его слабость. Только пробормотал: – А мне можно?
Ничем не выражая удивления, Чарльз протянул ему пачку. Гарри достал сигарету, сунул ее в рот, заклинанием зажег и резко затянулся. Горький дым обжег горло, в глазах потемнело и замутило, но на душе, как ни странно, полегчало. Прокашлявшись, он снова затянулся. Вторая затяжка пошла не в пример легче и Гарри принялся втягивать в себя дым маленькими порциями.