Змея, крокодил и собака
Шрифт:
Но ни гида, ни гробницы, о которой он говорил, мы так и не нашли, сколько ни искали.
– Может быть, он вернётся завтра, когда преодолеет свой страх, – сказала я в конце концов. – Он молод и, кажется, очень робок.
Наши посетители не задержались: их ждало зафрахтованное судно, так что они собирались вернуться в Каир сегодня же вечером. Наблюдая, как ослы исчезают в растущих тенях на востоке, Эмерсон по привычке задумчиво гладил подбородок.
– Я думаю, что мы здесь достаточно поработали, Пибоди, – произнёс он. – Поезд «Луксор-Каир» останавливается в Рикке по утрам. Едем?
Я не видела причин для отказа.
* * *
Первое,
– Пообедаем ли мы с леди Уоллингфорд и её дочерью? Нет, не намерены. Капитан и миссис Ричардсон с нетерпением ожидают удовольствия видеть нашу семью у себя на soiree[101]... И ждут напрасно. Мистер Винси надеется, что мы окажем ему честь отобедать с ним в четверг... Он не заслужил такой чести. Генеральный стряпчий[102]... Ага! Зерно пшеницы среди всей этой мякины! Письмо из Чалфонта[103].
– Открой, – отозвалась я. Звук рвущейся бумаги подсказал мне, что я немного опоздала со своим предложением.
Послание было своего рода семейным: начатое Эвелиной и дополненное другими. Записки от Эвелины и Уолтера были короткими – уверения, что с ними и с их подопечными всё в порядке. Отрывистое сообщение Нефрет вызвало у меня некоторое разочарование: оно выглядело, как исполнение обязанности, которая автору совсем не по душе. Я напомнила себе, что не следует ожидать большего. Отец учил её читать и писать по-английски, но у неё не было возможности практиковать это умение. Должно пройти немало времени, прежде чем она научится выражаться изящно и подробно.
Но вклад Рамзеса полностью компенсировал все недостатки последнего качества. Я поняла, почему он попросил разрешения завершить письмо: его комментарии были, мягко говоря, неизмеримо более откровенными, чем тётины.
«Розе это не нравится. Она ничего не говорит вслух, но её лицо вечно выглядит так, будто она ест маринованный лук. Я думаю, трудность в том, что она не справляется с Эллис. Эллис – новая служанка тёти Эвелины. Она появилась из сточной канавы, как и другие».
Когда Эмерсон перестал смеяться, я воскликнула:
– Боже мой, откуда этот ребёнок набрался таких выражений? По доброте своего сердца Эвелина нанимает несчастных молодых женщин, которых не слишком баловала жизнь, но...
– Меткость описания искупает нехватку пристойности, – ответил Эмерсон. – Слушай дальше:
«Роза говорит, что не держит зла на Эллис. Я тоже, хотя и не знаю точно, что подразумевает этот термин. Но и мне трудно ужиться с Эллис. Она постоянно следит за Нефрет, пытаясь заставить её переодеться и завить волосы.
Уилкинс (наш бывший дворецкий, которого нынче наняли Эвелина и Уолтер) с момента нашего приезда чувствует себя немного не в своей тарелке. Он выглядит очень нервным. Любая мелочь выводит его из себя. Когда вчера я выпустил льва из клетки...» [104]
Моё тело потеряло равновесие в ванне, и голова скрылась под водой. Когда я вынырнула, кашляя и задыхаясь, то обнаружила, что Эмерсон продолжает читать:
«... никакой опасности, поскольку, как вам известно, я познакомился с ним, когда он был ещё детёнышем,
Я избавлю Читателя от подробнейших описаний Рамзеса, касающихся здоровья и привычек других слуг (я даже не знала о любви кухарки к джину – как, полагаю, и Эвелина). Рассказ о НЕЙ он оставил напоследок.
«С тех пор, как мы приехали сюда, её здоровье и настроение улучшились, но, как мне кажется (хотя, по-моему, Рамзес пытался вычеркнуть последние три слова, но Эмерсон всё равно разобрал их), она слишком много времени проводит за уроками. Я согласился с вашим мнением о том, что mens sana in corpore sano[105] является хорошим принципом, и принял его, как руководство к действиям. Поэтому я решил заняться стрельбой из лука. Это спорт, в котором поощряется участие юных дам. Тётя Эвелина согласилась со мной и дядей Уолтером, взявшим на себя обязательство соорудить нам мишени, когда освободится. Я обнаружил, что Нефрет уже знакома с этим видом спорта. Она согласилась наставлять меня. Взамен я учу её ездить верхом и фехтовать».
– Он же не умеет фехтовать! – возмущённо воскликнула я.
Эмерсон что-то промычал в ответ.
Я решила не развивать эту тему. Я подозревала, что Эмерсон потихоньку занимается уроками фехтования, но он был не в силах признаться, что должен учиться чему бы то ни было. Его истинный мотив для занятия этим видом спорта не делает ему чести, поскольку возник из ревности к человеку, по отношению к которому не было ни малейшей причины испытывать подобное чувство[106]. Следует признать, что приобретённое умение впоследствии оказалось достаточно полезным. По-видимому, именно Эмерсон позволил Рамзесу пойти по своим стопам. Он знал, что я бы это не одобрила: кровь застывала в жилах от одной лишь мысли о том, что в руках у Рамзеса находится длинное гибкое острое оружие.
Ещё два абзаца описывали достижения Нефрет гораздо подробнее, чем те заслуживали. Когда Эмерсон закончил, он заметил с родительской гордостью:
– Как хорошо он пишет. Достаточно литературно, на мой взгляд.
– Как будто бы всё идёт хорошо, – ответила я. – Пожалуйста, передай мне это полотенце, Эмерсон.
Эмерсон протянул мне полотенце. Затем вернулся в гостиную, чтобы прочитать оставшуюся почту.
* * *
– Ну, что дальше? – спросил Эмерсон, когда мы сели ужинать. – Луксор или Амарна?
– Ты отказался от Мейдума?
– Нет, отнюдь нет. Но считаю, что мы должны рассмотреть и другие возможности, прежде чем принимать решение.
– Ясно.
– Что же ты предпочитаешь?
– О, мне абсолютно безразлично.
Эмерсон воззрился на меня поверх витиеватого меню, которое дал ему официант.
– Ты чем-то расстроена, Пибоди? Письмо Рамзеса, да? Ты почти не разговаривала со мной, пока я его читал.
– Какая у меня может быть причина для раздражения?
– Не представляю. – Он сделал паузу. Когда я не ответила, он пожал плечами (одно из тех раздражающих мужских пожиманий плечами, которое отделывается от поведения женщины, как непонятного и/или неуместного) и возобновил дискуссию. – Я предлагаю, чтобы мы отправились прямо в Луксор. Я с колоссальным нетерпением стремлюсь избавиться от некоторых предметов.