Змея, крокодил и собака
Шрифт:
Рука Сайруса потянулась к подбородку. Не обнаружив и следа бородки, которую можно было подёргать – по привычке, когда он был озадачен или взволнован – он просто потёр подбородок.
– Я считаю, что вы лучший судья, чем я, – ответил он,
– Я тоже так считаю, – рассмеялась я. – Я знаю, о чём вы думаете, Сайрус: я – замужняя женщина, а не неопытная девушка, Но вы ошибаетесь. Мужчины всегда верят в то, во что хотят верить, и одно из их наименее привлекательных заблуждений относится к… м-м…
Размышляя, как лучше всего коснуться этого деликатного вопроса (хотя, вообще-то, не
– Ничего, дорогая, я понимаю, что вы имеете в виду, – улыбнулся Сайрус.
Однако вовсе не смущение лишило меня дара речи. Волнообразная, покачивающаяся походка девушки пробудила в памяти давно забытое. Я знала другую женщину, чьи движения были столь же змееподобно грациозны. Её имя значилось в списке, который я отправила сэру Ивлину Барингу[202].
* * *
Когда мы с Сайрусом вернулись в деревню, старейшина уже ждал меня. Суровое выражение его лица без слов свидетельствовало о том, какие новости он собирался сообщить.
– Никаких известий о Мохаммеде? – спросила я.
– Он не вернулся в деревню, ситт. Часть мужчин весь день обыскивали скалы. Хасан ибн Махмуд считает, что он снова сбежал.
– Я хотела бы поговорить с Хасаном. – Я подсластила просьбу несколькими монетами, добавив: – Хасана ожидает то же самое, если он появится незамедлительно.
Хасан появился мгновенно – он подсматривал из-за стены. Он откровенно признался, что был одним из тех, кого Мохаммед просил присоединиться к нему.
– Но я никогда бы так не поступил, почтенная ситт! – воскликнул он, открывая глаза так широко, как только мог. Убедительности это не добавляло: как и у многих египтян, веки Хасана были воспалены из-за рецидивирующих инфекций, а черты лица отнюдь не располагали к доверию.
– Я рада это слышать, Хасан, – любезно заметила я. – Ибо, если бы я верила, что ты намереваешься причинить вред Отцу Проклятий, я с помощью своей магии вырвала бы душу из твоего тела и отправила бы её стенать в огонь Геенны[203]. Но, возможно, ты согласился пойти с Мохаммедом вчера, чтобы помешать ему воплотить в жизнь его дьявольский план?
– Почтенная ситт читает в сердцах людей! – воскликнул Хасан. – Всё было именно так, как сказала уважаемая ситт. Но прежде, чем мы начали действовать, там появилась ситт, она стреляла и кричала, и мы поняли, что Отец Проклятий спасён. Поэтому мы бросились прочь.
Конечно, я не поверила и слову из этой выдумки, и Хасан это знал. Его трусливые союзники ждали в укрытии, чтобы посмотреть, как пойдут дела у Мохаммеда, прежде чем рисковать своими драгоценными шкурами, но если бы я не успела вовремя, они набросились бы на Эмерсона, как стая шакалов на раненого льва. Сдерживая презрение и гнев, я достала ещё несколько монет и небрежно потрясла ими в руке.
–
Мне пришлось выслушать ещё больше заверений в своей невиновности, прежде чем удалось извлечь несколько зёрен пшеницы из-под мякины лжи Хасана. Он настаивал на том, что Мохаммед не собирался убивать, и я поверила в это. Одолев Эмерсона и приведя его в беспомощное состояние, они отвезли бы его туда, куда указал бы Мохаммед, и оставили его там. Хасан настаивал, что он ничего не знает – я поверила и этому. И он, и его друзья были попросту наёмными бандитами – орудиями, которые использовались для определённой цели, а затем выбрасывались.
– А теперь, – печально завершил Хасан, – Мохаммед сбежал. Одна из ваших пуль поразила его, ситт, потому что у него лилась кровь, когда он бежал, и я думаю, что он не вернётся. Но был бы рад, если бы он вернулся....
Я заверила его, что вознаграждение остаётся в силе, предложив меньшую сумму за любые дополнительные сведения, и отправила его восвояси – не радующегося, но в достаточно весёлом настроении.
Сумерки поползли по земле, будто женщина, укутанная длинным серым покрывалом. В окнах домов распустились золотые цветы ламп.
– Если бы я не находился в компании леди, – вздохнул Сайрус, – я бы сплюнул. У меня мерзко во рту[204].
Я взяла его за руку.
– При подобных огорчениях я обычно прописываю виски с содовой. И если вы предложите мне присоединиться, Сайрус, я не откажусь.
– Не поддавайтесь разочарованию, дорогая. – Сайрус сжал мою руку: – Вы правильно обращались с этим подонком. Если Мохаммед ещё не покинул страну, приятели отправятся по его следу. Не думаю, будто нам следует беспокоиться о том, что он снова потревожит нас.
– Но кто окажется следующим? – Мы достигли берега; дахабия светилась тёплыми, приветливыми огнями, и до наших ноздрей доносился аромат жареной баранины. Западные скалы на том берегу реки венчала единственная блестящая звезда.
Я остановилась.
– Не посчитаете ли вы меня глупой, Сайрус, если я признаюсь в слабости, которую едва ли имею право себе позволить? Могу ли я довериться вам? Потому что мне необходимо сбросить бремя, выговорившись перед слушателем, который воспримет мои чувства и не будет упрекать меня за них.
Голосом, охрипшим от переполнявших его эмоций, Сайрус заверил меня, что быть удостоенным моего доверия – высокая честь. Я обнаружила, что тьма помогает исповеди – мягкость ночи, молчаливое внимание друга придали красноречие моему языку, и я поведала Сайрусу о своём эгоистичном, презренном стремлении вернуться в прошлое.
– Можете ли вы обвинить меня, – страстно требовала я ответа, – ибо, чувствуя, как некий злой дух перехватывает мои молитвы, я безрассудно обратилась к великодушному Творцу? Легенды и мифы повествуют о том, как такие эгоистичные желания обращаются в свою противоположность и приносят беду, а не помощь. Помните Мидаса и его золотое прикосновение[205]? Прошлое вернулось – но не помогать мне, а преследовать меня. Старые враги и старые друзья...