Змея Сатаны
Шрифт:
Нэнни распаковывала коробки, которые майор Мазгров привез из Лондона и оставил по дороге в замок. Она вскрикнула от восторга, увидев свадебное платье. Оно было очень простым, из тонкого муслина, с мягкими кружевами и усиливало впечатление от красоты Офелии. Фаты не было, потому что никто не должен был знать о предстоящей свадьбе, а ее могли увидеть одетой невестой, когда она поедет из деревни.
Вместо фаты был венок из настоящих ландышей. Офелия выглядела в нем как богиня весны, особенно, когда у входа в замок майор Мазгров вручил ей букет тех же цветов. Он подумал при этом, что она самая красивая девушка,
Майор Мазгров провел Офелию по длинным коридорам замка в капеллу, которая находилась в, центре замка и была самой старой его частью. Они шли молча, и когда она смотрела на картины, доспехи, старинные знамена, украшавшие стены, она чувствовала, что не может думать ни о чем, кроме как о том человеке, который ждет ее и к которому сердце ее летело, как птица по небу.
Когда она вошла в капеллу, граф, стоявший в дальнем конце, почувствовал, что все словно осветилось утренним светом, исходившим из ее души. Потом он увидел выражение ее глаз, заполнявших все ее лицо, и понял, что ее любовь устремлена к нему, и почувствовал, что его сердце бьется вместе с ее сердцем.
Священник, пожилой человек, прочел текст брачного обряда с глубокой искренностью, и каждое слово звучало истинным и личным для тех двух, что стояли перед ним. Когда он благословил их в конце обряда, Офелия почувствовала, словно ее мать тоже благословляет ее, счастливая, что дочь обрела безопасность и любовь.
Бокалы шампанского для священника, майора Мазгрова и Нэнни.
Затем граф отвел Офелию в оранжерею, где для них был накрыт стол. Это было очень романтическое место. Цвели апельсиновые деревья, выращиваемые там несколько столетий, а кроме того, были другие экзотические деревья, как раз в эту пору расцветавшие.
– Как здесь прелестно! – воскликнула Офелия, сжимая руки.
– Так же, как и вы, – сказал граф. – Здесь мы начнем наш медовый месяц, путешествуя к звездам, и никто не потревожит нас, пока мы не будем готовы снова спуститься на землю.
Она улыбнулась, как ребенок, слушающий волшебную сказку. Затем он сказал:
– Я подумал, что у вас не будет достаточно сил отправиться в путешествие так скоро после тяжелой болезни, и решил, что мы останемся в замке около недели, а потом, когда вы совсем поправитесь, мы отправимся в один из других моих домов и посмотрим, может быть, там вам понравится больше.
Офелия засмеялась:
– Я буду счастлива, где угодно, если вы будете там же. Но я не могу представить себе ничего более привлекательного и великолепного.
– У нас огромное количество сокровищ, которые мне хочется вам показать, – сказал граф. – Но для этого у нас будет много времени. Что нужно сделать немедленно, так это начать узнавать друг друга. Я чувствую, что вы знаете очень мало обо мне, а я знаю так мало о вас. Кроме того, конечно, что люблю вас так, что ничто другое не имеет значения.
– Я хотела первой это сказать! – воскликнула Офелия.
С этими словами она протянула руку, чтобы дотронуться до него, словно желая убедиться в его реальности.
Из оранжереи они вышли в сад и там, под цветущими деревьями, граф поцеловал Офелию опять и целовал до тех пор, пока ей не стало казаться, что все вокруг зачаровано, как в сказочной стране.
И в самом деле, слишком многое они должны были сказать друг другу, и часы, проведенные вместе, летели, как минуты. Прежде чем они поняли, что происходит, они уже успели поужинать и перейти из маленькой столовой в салон, заполненный цветами.
Граф вместе с Офелией подошел к открытому окну и, глядя на закат, спросил:
– Вы не устали, мое сокровище?
– Я чувствую, что никогда больше не устану, – ответила она. – Благодаря вам мне хочется летать в небе, нырять в озере и танцевать на лужайке! – Она вздохнула и воскликнула, растрогав его: – Я так счастлива... так невероятно счастлива!
Граф обнял ее.
– Это я тоже хотел вам сказать, но мне хотелось бы сказать вам кое-что еще.
Она посмотрела на него вопросительно:
– Что... это?
– Ничего, что могло бы вас испугать, но что-то, что я хотел бы, чтобы вы знали.
– Что же это? – спросила она снова.
– Вы прошли через такие ужасные испытания, моя дорогая, и были так больны, что если вы устали и хотите отдохнуть сегодня ночью, то я смогу это понять. – Казалось, она не понимает, и он продолжал: – Я хочу сказать вам, моя радость, что это наша брачная ночь, и я хочу, чтобы мы любили друг друга и чтобы вы стали моей женой не только по названию, но и на самом деле, чтобы наши тела стали одним существом так же, как наши души составляют одно существо. – Граф помолчал и продолжал: – Но если Богу будет угодно, то перед нами много-много лет, и самым разумным будет, если вы сейчас отправитесь в постель и мирно заснете.
Говоря это, он понимал, насколько будет трудно, зная, что Офелия спит в соседней комнате, удержаться от того, чтобы не открыть дверь, соединяющую две комнаты.
Но он так ее любил, что, может быть, впервые за всю свою жизнь граф мог забыть о своих собственных желаниях, потому что любил кого-то больше, чем самого себя.
Он подождал ее ответа, и наконец Офелия сказала очень тихо:
– Я думаю... да... я действительно хотела бы пойти и лечь в постель, как вы советуете... Но, пожалуйста, я бы очень хотела... чтобы вы тоже пошли со мной.
– Вы уверены? – спросил граф. – Вы действительно уверены, любовь моя?
– Прошлой ночью, когда я была одна, – ответила Офелия, – я думала, какое волшебство быть рядом с вами. – Она слегка покраснела и прильнула к нему. – Я не совсем понимаю... не совсем уверена... что мужчина и женщина делают, когда они любят друг друга... но что бы вы ни сделали, все это будет совершенно, это будет частью Бога.
Граф на секунду закрыл глаза, и его губы коснулись ее волос. Затем он сказал:
– Я хотел бы, чтобы вы чувствовали именно это, моя дорогая. – Говоря, он повернул к себе ее лицо, и когда ее губы ожидали прикосновения его губ, он посмотрел на нее: – Как вы красивы, моя прелестная жена, – сказал он. – Но этого мало. Вы такая добрая и чистая. Я не находил до сих пор ни в ком такой доброты и чистоты, мне всегда этого недоставало, хотя я сам того не понимал.