Змея за пазухой
Шрифт:
И Кривицкий не выдержал, поняв, что ему не пронять Никиту своими ментовскими штучками.
— Ты знал некую Любовь Терехину? — спросил Алекс и буквально прожег Никиту взглядом насквозь.
«Почему знал?! — Мысль прозвучала в голове как набат. — Неужели и ее?.. Мать твою! Ну это уж чересчур!»
— А почему ты спрашиваешь? — Никита старался выглядеть безмятежным, хотя это давалось ему с трудом.
— Да или нет?!
— Гражданин начальник, а вы, случаем, не перепутали свой кабинет с моей квартирой? — сердито
И тут же подумал: «Блин горелый! Похоже, я влип. Ведь в деле о смерти Колоскова есть показания Терехиной. И не заметить их я просто не мог. Что ж, придется прикинуться беспамятным валенком. Забыл — и все тут. Человеческая память — не мусорная свалка. Она избирательна».
— А все о том же… — Кривицкий вдруг резко успокоился и полез в свою папку, которая лежала на подоконнике.
Он достал оттуда с десяток фотографий — вернее, фотороботов — и разложил их на столе перед Никитой.
— Никого здесь не узнаешь? — спросил Кривицкий не без ехидства.
— А кого я должен узнать?
— Ты присмотрись, присмотрись…
Никита принялся рассматривать фотографии и сразу же узнал того парня, которого Любка выгнала на улицу без штанов и обозвала козлом. Черты лица были переданы с поразительной точностью, и Никита подумал: «Интересно, кто составлял фоторобот? Зуб даю, что здесь без Шапокляк не обошлось, — вспомнил он шуструю старушенцию. — Похоже, она тот еще кадр, сталинский, когда настучать на ближнего было занятием почетным, государственной важности. Да уж, у нее точно глаз — алмаз. Значит, и моя фотка где-то здесь…»
Она оказалась шестой по счету. И, пожалуй, самой плохой по качеству. Наверное, потому, что Никита не примелькался бабулям, так как был в гостях у Любки всего один раз. «Как мог Кривицкий опознать меня в этой кривой роже?» — с удивлением подумал Никита. Он небрежно отбросил свой снимок в сторону, как и остальные до этого, и потянул к себе седьмой. Кривицкий даже нижнюю губу прикусил от досады — на лице Никиты не дрогнул ни единый мускул.
— Ну и что? — спросил Никита, добравшись до десятого снимка. — Зачем ты притащил мне эту порнографию?
— Слушай, кончай темнить! — разозлился Кривицкий. — Ты был у Терехиной… — Он назвал дату и время. — А чтобы совсем уж отбить у тебя охоту врать и притворяться, объясни, как в ее квартире оказался номер твоего телефона?
С этими словами Кривицкий опять полез в свою объемистую кожаную папку и достал оттуда бумажную салфетку с крупно написанными цифрами. Никита не стал долго гадать, что это за салфетка, — на ней Любка записала номер его мобильного.
— Что с ней? — спросил Никита.
— Задушена, — коротко ответил Алекс. — Так ты знаком с Терехиной?
— Заткнись! — Никита достал бутылку коньяка, налил себе полстакана и выпил одним духом. — Она была хорошей дивчиной, хотя и не без некоторых
— Значит, знаком, — с удовлетворением констатировал Кривицкий.
— И что с того?
— А то, что ты проходишь по делу как свидетель.
— Свидетель чего?
— Сам догадайся. Кстати, ты пока первый опознанный из этой фотогалереи.
— Я должен этим гордиться?
— Просто у меня стало меньше работы. А теперь скажи, что ты у этой Терехиной забыл?
— Тебе разве не сказали, что она была женщиной свободных нравов? А я, между прочим, холостяк.
— Опять врешь! Судя по показаниям жильцов дома, твой визит надолго не затянулся. Что вряд ли могло иметь место в случае амурных игр.
— А я шустрый, как кролик.
— Ты хочешь, чтобы мы поссорились?! — Лицо Кривицкого пошло красными пятнами.
«Злится… — думал Никита, лихорадочно соображая, что ответить Алексу. — И он по-своему прав. Но если я расскажу ему хотя бы часть правды, а тем более предъявлю видеоматериалы Хайтахуна, то тогда Шервинский сживет меня со свету. Не говоря уже о Принцессе. Да и Алекс будет не шибко рад попасть в эту яму со змеями».
— Ни в коем случае, — ответил Никита. — Ладно, сдаюсь. Приходил я к ней совсем по другой причине, нежели эти гаврики. — Он кивком указал на фотоизображения. — Тебе известно, что Терехина была любовницей Колоскова?
На некоторое время Кривицкого перемкнуло. В его глазах вдруг появилось тоскливо-тревожное выражение, которое бывает у человека, когда он понимает, что попал в безвыходное положение.
— Нет, я этого не знал, — наконец выдавил из себя Кривицкий.
— Как видишь, я очень ценный свидетель, — съязвил Никита. — Но и это не все.
— Не все… А что еще? — Вопрос прозвучал совсем уж безнадежно.
По лицу Кривицкого было видно, что ему хочется немедленно вскочить и броситься вон из квартиры, чтобы не слышать ответа Никиты.
— Терехина наняла частного детектива, дабы он проследил за Полиной и ее любовником, — безжалостно отчеканил Никита. — И материалы наружного наблюдения попали по назначению — к Олегу.
— М-м-м… — промычал Кривицкий и скривился, будто ему вдруг стало очень больно. — Чтоб я сдох… Но этого в деле нет!
— Еще бы. Терехина не была дурой. Зачем ей светиться? Она всего лишь отомстила чужими руками неверному любовнику, который к тому же лишил ее средств к существованию — выгнал с работы.
— И кто этот частный детектив?
Никита наморщил лоб, словно припоминая, а затем не очень уверенно ответил:
— Какой-то китаец… фамилия у него странная. Хей… Нет, по-моему, Хайхун. Впрочем, хрен его знает! Я фамилии и телефонные номера плохо запоминаю.
— Может, Хайтахун?
— Точно! — делано обрадовался Никита. — Хайтахун! Неплохо бы и его поспрашивать, может, расскажет что-нибудь интересное.