Знахарь-2 или профессор Вильчур

Доленга-Мостович Тадеуш

Он обратился к Ранцевичу:

— Вы распорядились, чтобы больному ввели общеукрепляющие средства?

— Разумеется, профессор.

Вильчур встал.

— Ну, в таком случае я пока здесь больше не нужен, — сказал он. — Я голоден, до свидания.

Бернацкий и Ранцевич начали просить его остаться, но он категорически отказался:

— Спасибо вам большое, коллеги, но у меня другие планы.

У него не было никаких планов, просто он хотел остаться один.

Вильчур зашел в небольшой ресторанчик, съел там ужин и пошел в самый близкий и дешевый отель,

куда ранее отправил свой чемодан. Прежде чем пойти отдыхать, он узнал у портье, что поезд на Вильно отправляется завтра в десять часов утра и что это самый удобный поезд, потому что скорый. Однако Вильчур никуда не спешил и поэтому решил ехать пассажирским в двенадцать часов.

Он не собирался оставаться в Варшаве дольше, не было у него ни планов, ни желания. Правда, на следующий день он должен был все-таки навестить Добранецкого и проверить его состояние. Он хорошо знал, что если Добранецкий переживет сегодняшнюю ночь, то угроза смерти уже миновала.

По сельскому обычаю он встал очень рано, съел завтрак, который подала ему заспанная горничная, и пошел в клинику. Дежурный врач встретил его приятной вестью.

— Добранецкий жив, пан профессор. Я просто не знаю, как поздравлять вас. За время моей пятнадцатилетней практики я еще не присутствовал на такой операции. Вы волшебник, пан профессор.

Вильчур махнул рукой.

— Бросьте, коллега. Просто многолетний опыт и немного врожденных способностей. Ни то, ни другое не является моей заслугой. Вы мне лучше скажите, как состояние больного.

Врач сделал подробный отчет, закончив тем, что в настоящее время Добранецкий спит. Во время этого разговора приехал Ранцевич, и они с Вильчуром отправились на второй этаж.

Добранецкий действительно спал. У изголовья сидела медсестра. Он дышал спокойно и ровно. Исхудавшее за время болезни лицо свидетельствовало о сильном истощении организма. Когда Вильчур нащупал пульс, веки больного задрожали. Он пришел в сознание и сразу узнал Вильчура. На его мертвенно-бледном лице появился жалкий румянец.

— Так вы все-таки приехали, — еле слышно произнес больной. — Какое это великодушие с вашей стороны… Я так болен, что не могу собраться с мыслями. Я думаю, что для меня нет спасения… Я верю только вам… Решите сами, можно ли и нужно ли делать операцию.

Ранцевич усмехнулся.

— Операция уже проведена. Веки Добранецкого задрожали.

— Как это?.. Проведена?…

— Да. Профессор Вильчур оперировал пана вчера вечером, и, слава Богу, операция удалась.

Больной закрыл глаза, а Ранцевич добавил:

— Вы будете жить.

Из-под плотно сжатых век Добранецкого текли слезы. Прошло несколько минут, прежде чем он открыл глаза и посмотрел на Вильчура так, точно ждал от него подтверждения.

— Вы будете жить, — кивнул головой Вильчур. — Ваш собственный диагноз был правильным. Новообразование действительно появилось в области эпифиза, но его разветвления протянулись к мозжечку и под оба полушария. Нам удалось удалить все. По всей вероятности, через недели три вы будете здоровы.

Спустя минуту Добранецкий сказал:

— Не

знал… Не представлял, что человек может быть способен на подобное всепрощение.

Веки Вильчура задрожали. Глаза заблестели, но тотчас же погасли. Вильчур ничего не ответил.

— Не умею выразить благодарности, которую чувствую, — произнес после паузы Добранецкий. — Даже… даже от вас не ожидал такого.

Вильчур кашлянул.

— Ну, мне пора. Желаю благополучного выздоровления и до свидания.

Он кивнул головой, повернулся и вышел из палаты. В коридоре его ждала пани Нина. Она бросилась к нему с благодарным лепетом, схватила за руку, плакала и смеялась попеременно, хаотично рассказывая ему о ходе операции, точно не понимая, что он лучше и больше может об этом рассказать. Наконец, она немного успокоилась и спросила:

— Пан профессор, а правда, что Ежи будет жить?

— Правда. Ему уже ничто не угрожает.

— Ах, пан профессор… Когда ночью мне сообщили об этом, я думала, что сойду с ума от счастья. И только тогда я поняла, какая удивительная у вас душа. Вы ангел!

Вильчур покачал головой.

— Нет. Я — человек.

Он умышленно спустился по боковой лестнице, чтобы избежать прощаний, и незамеченным вышел из клиники. Вернувшись в отель, оплатил счет и пешком пошел на вокзал. В зале ожидания он опустился на скамейку рядом с газетным киоском. Невольно глаза остановились на большом заголовке:

"Сенсационная операция мозга. Профессор Вильчур в Варшаве. Приехал из своей пустыни, чтобы спасать жизнь друга и коллеги".

Вильчур отвернулся и подумал:

— Это город, город с его шумом, с его правдой, с его пустотой…

Глава 16

Как только в шуме дождя растворился звук удаляющейся машины, а на березах, которыми был обсажен тракт, погасли последние отблески фар, Люция сказала:

— Сейчас я приготовлю вам комнату профессора.

— Я могу чем-нибудь помочь? — несмело спросил Кольский.

— Нет, спасибо, — решительно и холодно ответила Люция. — Я справлюсь сама.

— А мое присутствие не помешает вам?

— О, это мне совершенно безразлично.

Когда Люция закрывала дверь, он заметил:

— Я не предполагал, что вы здесь так хорошо устроились, ведь это же настоящая клиника. А что в той комнате?

— Там палата для больных, — лаконично ответила Люция.

Смена темы не помогла растопить лед, и Кольский сказал:

— Вы, мне кажется, очень злитесь на меня.

Вы обиделись на меня за то, что я уговорил профессора поехать в Варшаву?

— Вы ошибаетесь.

— Значит, вы не можете простить мне того, что я остался здесь. Но, прошу вас, поверьте мне, что этого хотел профессор.

— Я знаю, он говорил мне. Он сказал мне также, что перспектива остаться здесь так вас поразила, что вы отбивались руками и ногами.

— Вы хорошо знаете почему: я боялся, что вам это не понравится, а мне не хотелось навязываться. Остаться здесь, чтобы вы считали меня незваным гостем?