Знак Пути
Шрифт:
– Но не вы…
– Тебе-то откель было знать? Брось, говорю! Забыли и все. А вот за помощь спасибо, без нее нам не сковать бы добрые наконечники. Так что в общее дело ты свою толику внес, так ли, други?
– Верно кажешь! – кивнул Микулка. – Вернее и некуда. А горожане просто не ведают что творят, не выучены бороться, приучились искать выход попроще. Сейчас дали жертву, отстал Змей, следующего разу тоже кого-нибудь сыщут, Русь чай не маленькая. Так и живут. И прожили бы, да только не ведают, что каждая жертва Злу, каждый шаг в сторону кривды, по простому пути, ведет к укреплению Зла.
– Не давать они тоже не
– Неправда, – вступился за паренька Ратибор. – Их числом можно сделать гораздо больше, чем нам, четверым, пусть даже со всем умением. Беда в том, что каждый средь них сам за себя. Мне кажется, что предела человеческим силам нету вовсе, но они не в одном человеке, а в единении многих. Если бы города объединились, да не один-два, а вся Русь, то этого Змея гнилой репой закидали бы до смерти. Думаешь почему мы вчетвером друг за друга держимся? Знаем – поодиночке нам цена в копейку. Такие вот дела…
Хозяин призадумался, а стрелок пошел сменить Волку повязку.
– Ладно, – улыбнулся Микулка. – От одних разговоров дело с места не сдвинется, пойду я веревку плести, а то ведь еще поспать надо будет, завтра Боги пошлют день не из легких.
Серое промозглое утро залило светлой краской тонкую кожу оконца, взъерошенный петух натужно взлетел на соседский плетень, закричал хрипловато, разгоняя ночные страхи и зазевавшуюся нежить. Микулка уже не спал, встал до зари и теперь склонился у остывающего горна, руки старательно плели уже третью тугую косу. Непривычные к тонкой работе пальцы работали медленно, аккуратно укладывая шнуры, как выучила хозяйка – до этого выплетать косы просто не доводилось. Закончив работу, он навязал петли на концах, подхватил витые пеньковые шнуры и вышел во двор, попробовать натянуть лук.
Ратибор склонился над корытом у дровяного сарая, острый нож вышкрябывал заросшее щетиной лицо, капли дождя ерошили воду, не давая глядеть в отражение.
– Утро доброе! – буркнул стрелок, надув одну щеку.
– Кабы так… – невесело качнул головой паренек и морщась вытянул заготовленный шест из навозной кучи.
Дерево покрылось мутью белесых разводов – горькая соль за ночь проникла между волокон, пропитав их упругой крепостью, шест едва не звякнул булатным звоном, когда Микулка для пробы ахнул им оземь.
– Ого! – оглянулся Ратибор. – Сможешь ли натянуть такой лучище?
– Натянуть-то натяну, – довольно усмехнулся молодой витязь. – Выдержит ли тетива? Я три разные сплел, надо попробовать.
Он накинул петлю на один конец толстого шеста, уперев его в дровяную колоду, ухватился за другой и с силой налег, истошно скрипнув изогнутым в дугу деревом. Тут же вторая петля обвила назначенное ей место и Микулка осторожно отпустил лук. Тетива толщиной в полтора пальца сухо крякнула, принимая на себя непомерную силищу, напряглась, растопорщилась сотней изорванных нитей и со страшным треском лопнула, растерзав воздух лихим свистом распрямившегося шеста. Ратибор чуть нож с перепугу не выронил, даже присел от неожиданности.
– Ничего себе… – ошарашено шепнул он. – Ты из этого стрелять собрался? Не знаю как Змей, а я бы точно портки замарал, коль в меня с такого бы стрельнули.
Дверь во двор распахнулась, показав четыре заспанных лика, даже Волк с печи подскочил, поглядеть что там грохнуло.
– Ты гляди… – серьезно вымолвил Твердояр. – Не разнеси мне избу по бревнышку. Что, тетива не держит?
– Первая не сдюжила. Но у меня еще две, одна другой толще.
– Надо было жилы туда вплесть, только вот взять их негде.
– То-то и оно! – вздохнул Микулка и принялся прилаживать новый шнур.
Все четверо мигом скрылись из виду, даже Ратибор, от лиха подальше, заскочил в дом оставив недобритым половину лица.
Паренек усмехнулся и снова налег на лук, на этот раз тетива напряглась пуще прежнего, жесткий пеньковый пух разлохматил ее с тихим треском, но коса все же сдюжила, только шест отчетливо поскрипывал от неодолимого желания распрямиться.
– Ха! – радостно выкрикнул молодой витязь. – Держит, родимая! Эх!
Друзья выскочили во двор опасливо поглядывая на невиданное оружие, женщина стала в сторонке, любопытно вытягивая шею, а Твердояр загрохотал ногами по полу, помчался стрелы принесть.
– И правда держит, зараза… – зябко передернул плечами Ратибор. – Но если в руках сорвется, то хоронить будет нечего.
Хозяин вытянул из кузни стрелу толщиной с руку, наконечником хоть городскую стену вали, а сзади подвязана лохматая пеньковая кисть вместо перьев, отдал Микулке и тот весело закинул тяжелую жердь на плечо.
– Надо бы стрельнуть… Вот только куда?
– Тока не в мой дом, Богами прошу! – воскликнул Твердояр то ли в шутку, то ли всерьез. – Заброшенных ведь полно, один вон всего в трех шагах. Сразу испытаете и силу, и меткость!
– Вон тот, что ли? – спросил Сершхан, бросив взгляд через весь двор.
– Нет, там семья рыбаря живет, а этот заброшен. – хозяин ткнул коротким пальцем в невзрачную избенку, приткнувшуюся к его двору со стороны города. – Попадешь отсюда?
– С сотни шагов? – удивился паренек. – Даже стрелять не стану – соромно! Я из обычного лука с такого расстояния кленовый лист на стрелу нанижу, а уж этот надо испытывать с пяти сотен шагов, никак не менее, только цель должна быть не с лист, конечно, хотя в змеево крыло промахнуться сложно.
Он двинулся к прорубленной в частоколе дыре, поманив друзей взмахом руки, наконечник огромной стрелы тускло поблескивал недавно точеными гранями.
Вышли далеко за околицу, к самому Днепру. Так и получилось – чуть больше пяти сотен шагов до прицеленной избы. Дождь все ронял и ронял капли в промокшую землю, но густое покрывало туч стало как будто тоньше, словно небо постепенно теряло силы, как раненный зверь теряет их с каждой каплей стекающей крови. Цель была еле видна – серая промокшая стена сливалась с серым промокшим небом, но Микулка примерился и спокойно наложил стрелу. Дремавшая в нем сила налила мышцы упругой дрожью, тетива с легким потрескиванием подалась назад, стрела шершаво терлась о надсадно скрипевший лук. Друзья глядели как зачарованные, постепенно пятясь при каждом резком звуке, невольно опасались назревающей в страшном оружии мощи. Микулка дотянул витой пеньковый шнур почти до уха, заставив лук не просто скрипеть, а выть, тоскливо и страшно, как воет голодный хищник упустивший добычу, побелевшие пальцы разжались и огромный кол разорвал воздух прилаженным на конце булатом.