Знак судьбы
Шрифт:
– Я хочу поднять этот бокал искрящегося вина, за эту прекрасную, очаровательную женщину: бриллиант моей души, рубин моего сердца. За её солнцеподобную улыбку, её яхонтовые губки и жемчужные зубки. За её лебединую шейку и царственный стан. За все её прелести, которые околдовали, очаровали и пленили меня. В общем, за тебя, моя любовь!
Они выпили, закусили, потом ещё раз выпили.
– Наташ, – начал Васильев, после того, как они немного поели, – мы уже достаточно давно живём как муж и жена. У нас с тобой нет: ни у тебя официального мужа, ни у меня официальной жены. Нам хорошо вместе и мне кажется, мы удовлетворяем друг друга, не только как партнёры по сексу, но и как друзья. По – моему, мы подходим друг другу. Так почему бы, нам на законных основаниях, официально не оформить наши отношения, что бы быть всё время вместе, а не прятаться по углам?
– Так, ты что, официально просишь моей руки и предлагаешь мне выйти за тебя замуж? – подрагивающим от волнения голосом спросила Наталья Петровна.
– Да, считай, что так и я бы хотел сделать это как можно быстрее.
У Натальи Петровны перехватило дыхание, ёкнуло сердце и похолодело в душе: то о чём мечтала, так долго в тайне ждала, свершается.
Но как быть с сыном? Как поступить в этом случае? Как рассказать Васильеву, что сын ненавидит его? Что произойдёт, если она примет это предложение? А что будет, если откажет?
От всего этого в душе Натальи Петровны поднялась буря от противоречивых чувств, переживаний и желаний.
– Чего молчишь, – вывел её из оцепенения голос Васильева, – или не хочешь выходить за меня замуж?
– Хочу, – робко ответила Наталья Петровна.
И тут, прочитав в глазах печаль, тревогу и неподдельное участие в её судьбе, выплеснула все страхи и переживания.
Она рассказала про сына, про все страхи и сомнения, про свои заботы и печали.
Васильев пытался утешить, успокоить, говорил, что со временем всё наладится и образуется, пытался подбодрить, но у него это плохо получалось.
– Давай, подождём хотя бы до зимы, – предложила Наталья Петровна.
– Зачем до зимы?
– Может Санька тогда повзрослеет.
– Ты думаешь?
– Да, когда ж он станет старше, то поймет нас с тобой.
– Хорошо, давай, – с большой неохотой согласился Васильев, расстроенный таким поворотом дела, – как скажешь.
– Ну не расстраивайся, – встав из – за стола и подойдя к сидящему за столом, на стуле Васильеву, сказала Наталья Петровна, – ты же знаешь, что я тебя тоже люблю. Ты и Санька, вы для меня очень дороги и я не могу без вас жить. Мне очень хочется, что бы между вами был мир и согласие. Ну, потерпи немного, мой дорогой. Я же всё равно остаюсь только твоей, и буду принадлежать всю оставшуюся жизнь только тебе и душой, и телом, даже смерть не сможет нас разлучить.
Она обхватила голову Васильева своими ладонями и нежно прожала к животу.
Васильев уткнутся носом в живот, и затих, обхватив её талию руками. Ему было тяжело и больно слышать всё это, но он ничего не мог сделать.
Разумом он понимал всю правоту Натальи, но сердце не желало мириться с этим, оно не принимало никаких оправданий. Ему было горько, что не удалось сразу найти подхода к Санькиной душе, что не протоптал тропинку к сердцу ребёнка и вот, теперь это выходило боком.
Возможно, такая агрессия со стороны парня началась с того дня, когда Васильев впервые позвонил Наталье, а трубку взял сын:
– Алё, – сказал он.
Васильев в суматохе забыл, кто у Натальи мальчик, или девочка и как зовут ребёнка, а по звуку детского голоса трудно определить, кто говорит.
Васильев сказал наобум:
– Девочка, позови маму.
– Я не девочка, – раздался сердитый детский голос, – а мамы нет дома.
После этого ребёнок сразу положил телефонную трубку.
Вот с тех пор, возможно и пробежала чёрная кошка, между Васильевым и сыном Натальи.
Хотя, возможно, причина враждебных действий кроилась в чём – то другом.
Васильев этого не знал, но было горько и больно осознавать, что не может жениться на Натальи из – за ненависти сына.
Так они пробыли некоторое время, пока Васильев не успокоился и не пришёл в себя. Он поднялся, нежно обнял Наталью Петровну и ласково поцеловал в губы:
– Ничего, дорогая, – сказал он, – всё образуется, и мы всё равно, будем вместе и да же смерть, не сможет нас разлучить. А сейчас, может быть ты и права, давай оставим всё так, как есть.
От близости тела, у Васильева снова возникло страстное желание обладать ею полностью, без остатка. В горле пересохло, сердце учащенно забилось, а по телу пробежала дрожь, от с великим трудом сдерживаемого желания:
– Я хочу тебя, – судорожно сглотнув слюну, хрипло сказал Васильев.
Его руки скользнули вниз и одним рывком сняли сарафан. Под сарафаном ничего не было, и она стояла полностью обнаженной, как юная, прекрасная красавица, сошедшая с полотен живописцев эпохи возрождения.
Её две очаровательные грудки, по – девичьи задорно торчали, призывно зовя к себе, и как бы смеялись над нерешительностью.
Он в восхищении окинул быстрым взглядом её фигуру и захотел обладать ещё сильнее.
Лихорадочно сбросил всю одежду, не переставая любоваться прекрасным, обнаженным телом, Васильев привлёк Наталью Петровну к себе снова, начав целовать и ласкать лицо, шею, грудь.
Она не противилась и не сопротивлялась, но ещё не отошла от разговора и была вся напряжена, скована и подавлена.