Знак Зверя
Шрифт:
Они шагали рядом. Его тело лоснилось, на ногах переливались мускулы. Утренняя Корова шла босиком, но в какой-то одежде.
Он немного отстал. Что ты отстаешь? Он нагнал ее. И снова начал отставать.
— Зачем ты отстаешь?
Он смущенно молчал.
— Я тебе мешаю?
— Нет, — судорожно вздохнул он.
— Ах, ты следишь за мной, да? да? Я угадала?
Он кивнул, и она лизнула длинным мягким языком его в нос и потерлась щекой о его грязное плечо, щекоча шею концами волос, и его кожа стала пупырчатой.
— Я никуда не исчезну, — сказала она.
Он отвернулся.
— Почему ты отворачиваешься?
Он влажно засмеялся.
Они долго шагали.
— Отдохнем?
— Жаль, здесь нет деревьев, — сказал он, усаживаясь рядом с нею.
— Деревьев? — Она отерла ладонями лицо. — Деревья дают тень, но здесь нет солнца. Зачем тебе тень?
— Деревья дают ветер.
— Ах, да, я забыла: ветер дует потому, что деревья качаются.
— Росли бы они на севере равнины, и тогда дул бы северный ветер. Я люблю северный ветер.
— Да, — согласилась она, — это было бы замечательно. А еще лучше озеро или море впереди, и мы бы искупались. Я ужасно люблю купаться. Я купалась в озерах и реках и в нескольких морях. Но еще ни разу в океане. Наверное, страшно?
— В океане?
— Да, ведь ты не только лежал на песке и играл с крабом?
— Где?
— На берегу Восточного океана.
Он подумал и кивнул, устало опустил голову на скрещенные руки.
— Интересно, а мы идем на юг? на север? на запад?.. Или на восток?
— Не знаю, — откликнулся он, не поднимая головы. — Да и какая разница... грязи и лужам не будет конца.
— На востоке ты лежал на песке. Лежал на песке, играя с крабом.
Ее голос был странен, незнаком. Он оторвал голову от рук и взглянул на нее. Рядом с ним сидела совсем другая женщина.
— Это ты?.. Утренняя Корова?
Плавная улыбка растянула янтарные губы.
— У меня много имен... — Она выгнула гибкую спину, покосилась на него золотистым глазом. — Ну так что же? Идем? На восток.
— Да, пойдем... Откуда ты знаешь, где восток?
— У меня хорошее чутье, — ответила она, — хорошее чутье на большую воду.
— Хорошее чутье? — переспросил он.
— Да! хорошее, тонкое, — ответила она радостно.
10
Машины были загружены ящиками со снарядами, оружие вычищено, рожки и кассеты набиты патронами, баки грузовиков и тягачей наполнены бензином и соляркой, — батарея была готова к операции. Закончились приготовления и проверки и в других подразделениях, и однажды состоялся общий смотр. После смотра солдаты бездельничали. Дембеля, как всегда, прятались от зноя и мушиных роев в бане. Босые, по пояс голые, они сидели и лежали на длинных скамьях. Молчали. В сумраке висели тонкие табачные волны. Поскрипывало дерево, когда кто-нибудь вставал, гремела крышка, кружка с бульканьем опускалась в бачок, и затем вода звучно вливалась в пересохшее горло.
— Сколько времени?
— Пять.
Чирк! — вспыхнула спичка.
Молчание.
— Скоро ужин.
Молчание.
— Сколько там уже?
— Две минуты шестого.
Звенит крышка.
— Черт, упала.
Бульканье. Скрип лавки. Зевок.
— Сколько там?
— Там-там-тарам-па-па.
— Трудно на часы посмотреть?
— Волшебное слово.
— Па-шшел ты...
Молчание.
Чирк! Клуб дыма. Звон упавшей крышки.
— Черт, упала.
— Ты ее ногами снимаешь?
— Нет...
— Сколько там натикало?
— Волшебное слово.
— Па-шшел ты... Череп! Корректировщик!
— Чего?
— Не спи, дембель проспишь. Сколько на твоих музыкальных гонконгских?
— С вами поспишь... Четыре минуты шестого.
Молчание. Скрип. Шаги. Корректировщик-Черепаха постоял на пороге, щурясь. Ступил на землю. Горячая. Завернул за угол бани. Мраморно-брезентовый зыбкий город в желтом мареве. Застегиваясь, посмотрел на Мраморную, опустил глаза: свинарник, среди кустов верблюжьей колючки бродят свиньи, мощная волосатая гора, изукрашенная черными яблоками, — хряк лежит, отдыхает; у задней стены свинопас в ветхой выгоревшей одежде, панама надвинута на глаза. Корректировщик-Черепаха осторожно пошел, внимательно глядя под босые ноги — не наступить на ветку с колючками, на ржавый гвоздь, на скорпиона или фалангу.
— Под ним, наверно, уже лужа жира.
В заплывшей волнистой морде прорезались острые щелки, хряк посмотрел на него, и щелки слиплись.
Тонкая смуглая рука сдвинула потрепанную панаму: узкое темное лицо, белые брови, синие глаза, — свинопас улыбнулся расслабленно. Корректировщик-Черепаха сел рядом, предложил сигарету, свинопас отказался: бросил, — чтоб домой некурящим вернуться. Свиньи, мирно похрюкивая, бродили среди солнечных кустиков верблюжьей колючки. У нас, добавил свинопас, никто не курит.
Они долго молчали, глядя на город. Корректировщик-Черепаха курил.
Однажды, прервал молчание свинопас, меня засек старший брат, у соседа взял махры и заставил три цигары высмолить, — так я изблевался, вывернулся весь... Хорошо, еще брат засек, не дядья — те б шкуру спустили. Крутая у тебя родня. Да, строгая, согласился свинопас. И все здоровы, как не знаю кто... как буйволы, не то, что я. Охотники. Дуреют, как сезон открывается, на выходные с гончаками — пош-ли. Бегай по тем болотам. Другое дело с удочкой на Светлояре, сиди, поплевывай, жди поклевки... кто клюнет? щука или святой?
Хряк шевельнулся, тяжело поднялся, постоял, глядя на стадо, взглянул на людей акульими глазками и медленно пошел, скрылся за углом свинарника. Пить, видно, захотел, сказал, проводив его взглядом, свинопас. Корректировщик-Черепаха отщелкнул окурок. Но теперь они тебе что? Родня, что ли, моя? Ну да, ты же не школьник, солдат. Солда-а-т, свинопас, улыбаясь, постучал гладкой длинной палкой о стенку, — мое ружье, а вон — отделение, ххы. Ты сам это выбрал, заметил Корректировщик-Черепаха. Са-а-м? — переспросил свинопас. Зачем сам, не сам — Енохов заставил. Корректировщик-Черепаха взглянул на обожженное лицо с белыми бровями. Енохов? Свинопас кивнул: конечно, Енохов, а то б я разве?.. Да? А я все время думал... Свиней ведь привезли после той операции? когда мы деревню накрыли? — спросил Корректировщик-Черепаха. Ну, после той, откликнулся свинопас, подозрительно глядя на него. А чего мне та операция? Да я подумал... Думаешь, испугался? Да нет, просто показалось... Что тебе показалось? Что тебе не по нутру пришлось... Чегой-то мне не по нутру, мне все по нутру, правда, сперва с этими хрушками не хотелось возиться, а потом смотрю: чем плохо? смены, наряды побоку, сапоги месяцами не чисти... Свинопас вдруг осекся, повернул лицо к горе.