Знамение
Шрифт:
Как ни странно, но отвлекшись на мысли о таинственном явлении, свидетелями которого они с Нефтис явились, Найл шел вперед более уверенно, ведомый неким шестым чувством, и спустя минут пятнадцать впереди стал различим высокий шатер, подсвеченный изнутри красным дрожащим светом.
На этот раз внутри шатра показалось куда теснее, чем вчера. Найл вдоль стены протиснулся до своего полога, кинул под него свое копье, потом собрал все изготовленные скребки, сделал несколько шагов до полога принцессы, и постучал тыльной стороной одного из скребков по скале.
— Да-да, открыто, — послышался
Найл шагнул в покои Мерлью и небрежным жестом уронил на землю плоды своего труда. Девушка присела на корточки, подняла их один за другим, попробовала пальцем режущую кромку и с искренним восхищением произнесла:
— У тебя золотые руки, Посланник.
— И не только руки! — не удержался Найл.
— Не знаю, что ты имеешь в виду, — покачала головой принцесса, — но у меня для тебя неприятные известия.
— Какие? — сразу посерьезнел Найл.
— Пойдем.
Они вышли из-за полога, тут же. наткнулись на Сидонию, которая довольно бесцеремонно впихнула каждому по крупной лапе землеройки, развернулась и деловито протиснулась обратно к костру.
— Иногда у нее плохое настроение, — извиняющимся тоном сказала принцесса, покрутила лапу перед собой и грустно добавила: — А Симеон мой нож так и не отдал.
Досада Мерлью была вполне понятна — хотя лапы землеройки считаются деликатесом благодаря своей плотности, сытности и терпкому привкусу, но шкура на них намного прочнее хитиновых панцирей многих насекомых, и справиться с ними без ножа просто невозможно.
— Ничего, — утешил Найл. — У нас есть скребки, разрежут.
— Ладно, — кивнула Мерлью. Небрежным, естественным жестом, против которого невозможно устоять, она отдала свою лапу правителю, взяла его за руку и повела за собой, совсем так, как Найл вел свою телохранительницу полчаса назад. Они протиснулись между несколькими людьми, стоявшими спиной к костру и остановились перед лежащим в плотном человеческом кольце пауком. Вот, смотри.
Все тут же повернули головы к Посланнику, словно надеялись на некое чудо. Найл, чувствуя от всеобщего внимания некоторое неудобство, присел на корточки протянул руки и коснулся покрытой короткой коричневой шерсткой головы паука.
Это был ребенок — такой же молодой, как и столпившиеся вокруг человеческие дети. Из восьми лап у него уцелели всего три — и все три с одной стороны. Сразу стало понятно, что ходить сам он не сможет никогда, и это было так же отчетливо, как и то, что нести на себе по горам крупного смертоносца маленький отряд не сможет. Идти с такой ношей не по силам ни людям, ни паукам.
В умах подростков царила растерянность: они никак не могли поверить, что с одним из них случилась беда. С момента выхода из Дельты это был первый случай, когда всерьез пострадал один из тех путников, которые родились в изгнании. Как и свойственно молодежи, они считали себя бессмертными и неуязвимыми, они считали, что несчастье может произойти с кем угодно — но только не с ними. И вот, вдруг… Дети были молоды, но уже достаточно опытны, чтобы понять — неспособный самостоятельно передвигаться паук обречен.
— Пойдем, им все равно не до нас, — Мерлью за руку потянула правителя к своему закутку.
Они вернулись за полог,
— И как этим пользоваться?
— Очень просто, — правитель взял камень за широкую сторону и быстрым движением чиркнул режущей кромкой по одной из еще горячих лап. Кожа с тихим шорохом разошлась, от обнаженного мяса взметнулось облако ароматного пара. Найл протянул кушанье девушке: — Вот так.
— Острые. — покачала головой Мерлью.
— Стальные ножи точить труднее, — скромно ответил Посланник, «вскрывая» вторую лапу. Металл мягче, поэтому режущую кромку невозможно вывести под нужным углом. Да и тупится она быстро.
— Они никуда не уйдут, — внезапно переменила тему разговора девушка. Откажутся.
— Кто? — не понял Найл.
— Дети, — пожала плечами принцесса. Они не бросят своего.
— Это они сказали?
— Нет, — покачала головой Мерлью. — Их пока никто не спрашивал. Но они не уйдут. Я ведь была все эти дни наверху, я видела как они выхаживали друг друга, как отогревали. Эти маленькие человечки скорее сдохли бы от голода и мороза, чем оставили на плато кого-нибудь из своих восьмилапых друзей. Да они и не ушли, пока не отогрели всех до последнего — спасибо, ты хоть еду и дрова к нам отправлял. И сейчас не уйдут.
— Что же делать?
— Не знаю. — девушка попыталась зацепить пальцами горсть мяса, но плоть на лапах землеройки была куда плотнее, чем у афид или гусениц, и так легко не поддалась. После короткого размышления, принцесса взяла новенький скребок, несколькими сильными движениями взрезала мясо вдоль и поперек, а потом опять воспользовалась пальцами. Надо было хоть вилки на горе взять. Найл, тебе нужно с этим что-нибудь придумать!
— Извини, — усмехнулся Посланник, — но вот вилки я делать не умею.
— Не прикидывайся, ты прекрасно понял, о чем я говорю.
Некоторое время они молча ели, потом Найл спросил:
— Как это случилось?
— Очень просто, — принцесса, насытившись, отодвинула лапу к скале. Шли цепочкой между деревьев, чудовище схватило смертоносца. Они успели закидать эту цветастую тварь копьями еще до того, как она убила паука, но малыш все равно оказался искалечен. Мерлью презрительно хмыкнула. — Эти монстры невероятно глупы. Мало того, что в одиночку нападают на большие отряды, так еще и сделать это толком не могут! Помнишь, как смертоносцы охотились на нас в городе? Идет отряд на работы, пока квартал рабов миновали, глядь — а двух-трех последних людей и нет, сожрали. И непонятно, когда успевали! А этот? Выдернул паука из самой середины отряда, и принялся жевать у всех на глазах! Даже удрать не попытался!
— Просто раньше у них не было опасных врагов.
— Просто они глупы, как советник Бродус!
— Нашла кого вспомнить, — усмехнулся в ответ Найл. — Он, наверное, еще до битвы у замка сгинул.
— Нет, — замотала головой принцесса. Живуч он, хуже головонога. Отсиделся где-нибудь, и теперь новым хозяевам прислуживает. Никогда не забуду, как они меня камнями забрасывали! Все тело в синяках было.
— А забывать не надо. — задумчиво пробормотал правитель. — Очень вредно свое прошлое забывать.