Знаменитые русские о Неаполе
Шрифт:
В те зимние месяцы Гоголь был занят в Неаполе и еще одним важным для себя делом – подготовкой к давно вынашиваемой им поездке на Восток – в Палестину, к «святым местам». Для реализации своих планов он очень надеялся на поддержку самого российского императора, к которому относился с большим пиететом. (Эти настроения особенно усилились после пребывании Николая I в Риме в начале 1846 г., когда Гоголь несколько раз тайком наблюдал за передвижениями царя и, как он сам выражался в письмах А. О. Смирновой, «любовался им издали и не представлялся к нему потому, что стало стыдно и совестно, не сделавши почти ничего еще доброго и достойного благоволения, напоминать о своем существовании…»)
В начале декабря 1846 г. Гоголь составил в Неаполе письмо на имя Николая I с всеподданнейшей просьбой о выдаче «специального
«Всемилостивейший государь! Не вознегодуйте, что дерзаю возмущать маловременный отдых Ваш от многотрудных дел – моей, может быть неуместной, просьбой. Еще более года суждено мне не видать моего отечества: для укрепленья моего в едва начинающемся поправляться здоровье моем потребен мне климат юга; для укрепленья же моего здравия душевного, еще более мне нужного, чем телесное, потребно мне путешествие по святым местам, составлявшее издавна живейшее желание мое. Я осмеливаюсь просить Ваше Императорское Величество о высочайшем повелении Вашем выдать мне паспорт на полтора года, особенный и чрезвычайный, в котором бы великим именем Вашим склонялись все власти и начальства Востока к оказанию мне покровительства во всех тех местах, где буду проходить я. Государь! Знаю, что осмеливаться Вас беспокоить подобной просьбой может только один именитый, заслуженный гражданин Вашего государства, а я – ничто: дворянин, незаметнейший из ряду незаметных, чиновник, начавший было служить Вам и оставшийся поныне в 8-м классе, писатель, едва означивший свое имя кое-какими незрелыми произведениями. Но не я причиной ничтожности моей: десять лет тяжких недугов отрывали меня от тех трудов, к которым я порывался; десять лет тяжких внутренних страданий душевных лишили меня возможности подвизаться на полезных поприщах пред Вами. Но не пропали эти годы: великой милостью Бога устроено было так, чтобы совершалось в это время мое внутреннее воспитание, без которого не принесла бы пользу отечеству моя наиревностнейшая служба; великой милостью Бога вложены в меня некоторые необщие другим способности, которых не следовало мне выказывать, покуда не вызреют они во мне и не воспитаются, и которыми по возвращении моем из святой земли я сослужу Вам службу так же верно и честно, как умели служить истинно русские духом и сердцем. Тайный, твердый голос говорит мне, что не останусь я в долгу перед Вами, мой царственный благодетель, великодушный спаситель уже было погибавших дней моих! Двойными узами законного благоговения и вечной признательности сердца связанный с Вами, вечно верноподданный Вам Николай Гоголь».
В ответ на свою просьбу Гоголь вскоре получил письмо от министра двора, графа В. Ф. Адлерберга:
«Государь император изволил прочитать с особым благоволением всеподданнейшее письмо Ваше о выдаче Вам паспорта для путешествия по святым местам. Его величество высочайше повелеть мне соизволил: уведомить Вас, милостивый государь, что таковых чрезвычайных паспортов, какого Вы просите, у нас никогда и никому не выдавалось, но что, искренно желая содействовать Вам в благом Вашем намерении, государь император приказал министру иностранных дел снабдить Вас беспошлинным паспортом на полтора года для свободного путешествия к святым местам и, вместе с сим, сообщить посольству нашему в Константинополе и всем консулам нашим в турецких владениях, Египте, Малой Азии, что государю императору угодно, дабы Вам было оказываемо с их стороны всевозможное покровительство и попечение, и независимо от сих сообщений означенным лицам доставить Вам рекомендательные к ним же письма от него, графа Нессельроде ‹министра иностранных дел›».
Между тем новые приступы болезни, разочаровывающие известия из России о многочисленных протестах против «нового Гоголя», которого даже друзья обвиняли в «литературном отступничестве» и «мистицизме», заставили Гоголя отложить еще на год поездку на Восток. В мае 1847 г. он через Рим, Флоренцию, Геную и Марсель приехал в Париж; потом снова лечился холодными водами под Франкфуртом и в Остенде.
В октябре 1847 г. Гоголь, имея целью провести на юге Италии еще одну зиму, снова приехал в Неаполь и поселился на этот раз в «Hotel de Rome». 5 декабря он писал своему другу, художнику А. А. Иванову в Рим:
«Я
Отправиться в путешествие в Палестину Гоголь теперь планировал весной 1848 г., однако революционные события в Неаполе заставили его выехать раньше:
«Я полагаю выехать на днях – тем более что оставаться в Неаполе не совсем весело. В городе неспокойно: что будет – Бог весть».
Набережная Санта-Лючия в Неаполе. Справа «Hotel de Rome», где Н. В. Гоголь останавливался в 1847-1848 гг.
«Из Неаполя меня выгнали раньше, чем я полагал, разные политические смуты и бестолковщина, во время которых трудно находиться иностранцу, любящему мир и тишину. Притом пора и к святому гробу».
20 января 1848 г. Гоголь отплыл из Неаполя на пароходе «Capri». С заходом на Мальту, в Константинополь и Смирну он прибыл в Сирию, затем побывал в Иерусалиме. В начале марта 1848 г. он – через Бейрут и Константинополь – вернулся в Россию и более никогда за границу не выезжал.
Василий Андреевич Жуковский
Василий Андреевич Жуковский (29.01.1783, с. Мишенское, Тульской губ. – 7.04.1852, Баден-Баден, Германия) – поэт, переводчик, общественный деятель. Незаконнорожденный сын помещика Афанасия Ивановича Бунина и пленной турчанки Сальхи (в крещении – Елизаветы Дементьевны Турчаниновой). Учился в Московском благородном университетском пансионе. Уже первые поэтические опыты принесли Жуковскому литературную славу. Участник народного ополчения в 1812 г.
В 1821 г. путешествовал по Северной Италии. В середине 1820-х гг. близко подружился с русско-немецким художником Евграфом Романовичем Рейтерном (1794-1865), участником антинаполеоновских войн (в битве под Лейпцигом потерявшим правую руку), много ездившем по Италии, в том числе по берегам Неаполитанского залива. (В 1841 г. 58-летний Жуковский женился на 20-летней дочке Рейтерна – Елизавете).
Весной 1833 г., после путешествия по Франции, Жуковский вместе с Рейтерном решают ехать в Италию. Одной из главных причин поездки было желание Жуковского увидеть Пизу и Ливорно – места в западной Тоскане, связанные с кончиной его любимого друга Александры Андреевны Протасовой («Саши», в замужестве Воейковой), умершей от чахотки в Пизе зимой 1829 г. и похороненной на греческом православном кладбище в Ливорно.
Все путешествие Жуковского одолевали, по его словам, «мысли, черные как ночь», 11 апреля 1833 г. Жуковский и Рейтерн отправились на пароходе «Фердинанд» из Марселя в Геную, а затем в Ливорно. Жуковский записал в дневнике: «Я отправился на кладбище. Долг свой милому праху Саши заплатил только биением сердца при приближении… Место тихое и ясное». Из Ливорно Жуковский ездил в Пизу: «Случай меня привел остановиться в трактире окнами против окна, в коем сидела Саша, и против той башни, которая своим звоном оживила ее последнюю ясную минуту».
16 апреля Жуковский и Рейтерн приплыли на том же корабле в Чивитта-Веккиа – там, на пристани, их встретил Александр Иванович Тургенев, друг Жуковского еще по Московскому университетскому пансиону, много работавший в римских архивах как историк дипломатических отношений. Втроем они отправились в Неаполь, где поселились в «Hotel de Russie». Жуковский записал в те дни в дневнике: «Даже и на балконе сидеть было нельзя от довольно резкого холода… Дождик льет ливнем, и холодный ветер свищет в окна; от сильного ветра нет приюта; все окна с щелями, двери не затворяются – вот как Неаполь нас угощает!.. Еще нет Италии – все, что и где не природа и не искусство, отвратительно».