Знамя Журнал 6 (2008)
Шрифт:
Пароход, увезший мать и дочь из Петрограда, действительно был шведский, и первая остановка была в Стокгольме. Из Стокгольма они должны были продолжить путь поездом в Берген в Норвегии и оттуда пароходом через Англию во Францию; путь был длинный, но ехать прямо, через Германию, нельзя было из-за войны.
Пароход “Онгерманланд” отплыл из Петрограда 10 июля (не 4-го, как пишет Эльза) и прибыл в Стокгольм вечером 12-го. По приезде в Стокгольм прибывших действительно сразу посадили в карантин. Всего заболели четырнадцать человек, из них умерли пятеро. После двух недель карантина Эльза с матерью в конце июля смогли уехать в Норвегию.
Если первый этап поездки был неожиданно трудным, то настоящие мытарства начались в Норвегии. Оказалось, что визы, выданные им британским консульством в Москве 25 мая 1918 г. для транзита через Англию во Францию, не были действительны: для того чтобы сесть на корабль, везущий их из Бергена в Англию, они должны были иметь разрешение въехать
В Лондоне жил брат Е.Ю. Каган, Лео Берман, занимавший пост директора филиала банка “Ллойдс”. Он сразу задействовал свои контакты. 2 августа живший в Лондоне адвокат А.М. Кругликов обратился к российскому (небольшевистскому еще) виц-консулу в Лондоне Е.Е. Гамбсу с письмом, где уверял его, что “обе женщины являются российскими подданными без связей с врагом и ни в коем случае не являются большевиками, так как сами весьма пострадали от большевиков, конфисковавших практически все их достояние”. Гамбс в свою очередь обратился в военное министерство, которое подтвердило, что г-жам Каган действительно было дано разрешение проехать через Англию. Но это не помогло, и 12 августа Е.Ю. Каган телеграфировала своему брату: “Разрешения ехать через Англию недостаточно. Нужно разрешение въехать в Англию и остаться там в ожидании разрешения из Франции”. Берман тогда сам обратился в военное министерство с письмом, в котором подчеркивал, что “женщинам очень плохо в чужой стране [т.е. в Норвегии] после печальных переживаний, причиняемых большевиками”. В письме от 23 августа он просит, чтобы им дали разрешение сесть на корабль в Англию и “ждать разрешения от французских властей здесь”.
Никакого решения не последовало, и больше чем через шесть недель после этого письма, 14 октября, Берман обратился к виц-министру иностранных дел с письмом, в котором объясняет ситуацию “двух женщин”. Согласно этому письму, Триоле был вынужден “внезапно, из-за вражеского отношения большевиков, покинуть Россию и вернуться во Францию”. По его просьбе Эльза и Елена Юльевна уехали из России во Францию, где “молодая пара должна была пожениться”. В ожидании разрешения от французских властей, однако, они узнали, что мсье Триоле отбыл в Архангельск в составе французских экспедиционных войск. Таким образом, нужда в поездке во Францию отпала. Бесконечно оставаться в Бергене - невозможно, а вернуться в Россию они тоже не могут, так как получены “достоверные сведения” о том, что их дом в Москве “захвачен большевиками”. Уверяя в своем качестве банковского работника виц-министра, что его сестра и племянница располагают “существенными средствами” в Лондоне, Берман просит разрешить им въехать в Англию, “тем самым избавляя двух беспомощных женщин от больших страданий и доблестного французского офицера от ненужного волнения по поводу своей невесты”. Получив ответ, который, очевидно, вопроса не решил, Берман 29 октября вновь обратился к своему корреспонденту, в этот раз предлагая конкретный пример того, как с его родственниками обращались большевики, “лишившие их квартиры, поместив в их доме пятерых хулиганов-красногвардейцев, и две женщины, не имея мужских родственников или слуг, должны были забаррикадироваться каждую ночь и жили в постоянном страхе от своих “жильцов””. В тот же день военное министерство дало согласие на въезд в Англию, и после трех с лишним месяцев, проведенных в Бергене, Эльза с матерью 11 ноября 1918 г. вступили на английскую землю.
Хотя спустя несколько месяцев Андре Триоле вернулся в Париж, Эльза осталась в Лондоне и свадьба состоялась только в августе 1919 г. Если, судя по письмам, Андре действительно питал горячие чувства к Эльзе, то о качестве ее чувств труднее судить. Кроме того, семья будущего мужа не была в восторге от его планов. Елена Юльевна думала, что это Андре сомневается (“Андре не любит тебя достаточно, чтобы жениться на русской еврейке”), но она была неправа - сопротивление шло от отца Андре, который был активно против этой женитьбы. Когда, учитывая сопротивление отца, Андре предложил, чтобы они жили en concubinage, Эльза отказалась, объясняя, что она “в корне очень буржуазная”.
Свадьба состоялась в Париже 20 августа 1919 г., после того как Андре и его мать уговорили отца пойти на экономическую сделку. Сделка дала Андре 1500 франков в месяц на жизнь. Можно отметить и 50 000 франков, переведенных в Banque d’Indochine на Таити, куда отправилась молодая пара в октябре того же года и где Андре планировал купить плантацию.
Что касается Елены Юльевны, она осталась в Лондоне (что соответствовало, несомненно, ее изначальным планам), где в июне 1920 г. поступила на работу в советскую торговую фирму Аркос (Anglo-Russian Cooperative Society). Там она работала спокойно, пока в середине мая 1927 г. английской полицией не был сделан обыск в Аркосе и в советском торговом представительстве, в поисках тайного документа, исчезнувшего из Министерства военно-воздушных сил. Обоснованность и успех этой операции до сих пор остаются спорными, но 28 мая английское правительство порвало дипломатические отношения с Советским Союзом. В результате MI5 был составлен “черный список” с именами тех, кого следовало
Хотя я слышал из другого источника, что Елена Каган коммунист, она настойчиво отрицает это. Она утверждает, что не является членом коммунистического кружка Аркоса и совсем не интересуется политикой. Г-жа Каган говорит, что она из буржуазной семьи и что ее муж поддерживал царский режим, что в результате русской революции она потеряла все достояние, оставленное ее мужем. Она хорошая пианистка и играла на собраниях Клуба Аркоса […] и даже руководила хором Аркоса.
Несмотря на этот скорее положительный, чем отрицательный отчет, в переписке спецслужб в течение лета 1927 года некоторые чиновники высказывались за выдворение Е.Ю. Каган: “Я не очень переживаю по поводу этого дела, но по большому счету мы вполне можем избавиться от нее [I don‘t feel very strongly about this case, but on the whole, we might as well get rid of her]”; “Большинство склоняется к тому, чтобы выдворить ее [The balance is in favour of turning her out]”. Но так как беседа, проведенная “Special Branch”, “скорее всего поддерживает ее утверждения, что она беспартийная”, она избежала выдворения и смогла остаться в Англии. В 1932 году она добровольно вернулась в СССР.
* * *
Таковы внешние факты отъезда Эльзы и ее матери из Советской России. А внутренние? Почему она решила выйти замуж за французского офицера и кто был этот офицер? И почему она уезжала с матерью?
За Эльзой в предыдущие годы активно ухаживал Роман Якобсон, но, несмотря на большую дружбу, она отклонила его предложение выйти за него замуж. Вместо друга детства Ромы ее суженым стал Андре Триоле, французский офицер, приехавший в Россию в мае 1917 г. в составе военной миссии, посланной в Москву союзнической Францией. Когда они познакомились - неизвестно, но есть свидетельство, что первая встреча состоялась у двоюродных братьев Осипа Брика, Румеров, живших в одном подъезде с родителями Лили и Эльзы. Триоле был из богатой семьи (фарфоровый завод в Лиможе), и его главными интересами в жизни были женщины, лошади и парусники. Он и одевался с большой элегантностью. Эльзе все это было по душе, но ее ближайшее окружение не было в большом восторге. Когда в конце 1917 г. Эльза и ее будущий муж навестили Лилю и Осипа в Петрограде, Лиля и Маяковский вышли из комнаты, где сидели и играли в карты, посмотреть на Андре, “без комментариев”: “Володя отчужденно здоровается”.
Как мы видели, в своих воспоминаниях Эльза пишет, что перед тем как уехать из Москвы, они избавились от своей мебели, в том числе рояля, чтобы “семье рабочего, занявшей нашу квартиру, стало свободней”. Помимо очевидной ложности этого утверждения (их ведь уплотнили красногвардейцами), она еще пишет, что собиралась вернуться “через каких-нибудь три-четыре месяца”. К чему? К немеблированной квартире, заселенной “семьей рабочего”? Где уже не было рояля, без которого не могла жить ее мать, которая была пианисткой профессионального уровня? И с кем - со своим французским офицером, который был выслан из России? Логичностью эти утверждения не страдают.
Под признанием, что она “ненавидела революцию”, Эльза имела в виду не только насилие и жестокость, не только вселение красногвардейцев в их дом, но и внезапную нужду и потерю комфорта. В конце концов, она была избалованной девушкой из хорошей буржуазной семьи! Свободно говорящая по-французски, не искала ли она сознательно иностранных контактов, в надежде, что найдет человека, который поможет ей и матери выехать из России?
Или, может быть, инициатива уехать шла не от Эльзы, а от матери, которая, разумеется, была так же возмущена методами большевиков, как и ее младшая дочь? В течение весны и лета 1918 г. продовольственное положение в стране быстро ухудшалось. Кроме того, стало ясно, что страна идет к полной диктатуре: после того как буржуазная пресса была запрещена сразу после большевистского переворота, летом 1918 г. были запрещены и небольшевистские социалистические газеты. Одновременно началась гражданская война, быстро приведшая к тому, что территория Советской республики уменьшилась до размеров Московского княжества XV века.
На этом фоне многие представители высших классов решили покинуть страну. Среди них были ближайшие друзья Каганов, семья Якобсонов, которые летом 1918 г. уехали в Ригу вместе с младшим братом Романа Сергеем - в то же время как Роман скрывался в деревне из-за своего членства в кадетской партии.
Помимо этих практических соображений, был еще один фактор, повлиявший на решение матери и дочери эмигрировать: Владимир Маяковский, от которого обе были в отчаянии. Эльза проиграла Маяковского своей главной сопернице Лиле, предложение Романа Якобсона она отклонила, к другим кавалерам, таким, как Виктор Шкловский, она была равнодушна; в романтическом плане, таким образом, не было ничего, что держало ее в России, - ровно наоборот.