Знамя Журнал 6 (2008)
Шрифт:
В России при попытке элегантно оставить на кассе мелочь я услышал:
– Заберите свои копейки. Я не нищая!
Довольно быстро я научился спешить и небрежным жестом смахивать с прилавков в карман медяки. На освоение других норм ушли месяцы и годы.
Не обниматься и не целоваться со знакомыми при встрече. Особенно если виделись накануне.
Не вскакивать, если в комнату вошел мужчина старше тебя лет на восемь-десять.
Не болтать лишнего. А это сложно - никогда ведь не знаешь точно, что именно окажется лишним.
Вот, например, прощаясь с людьми, с которыми только что познакомился, я говорил по привычке:
– Заходите. Будем очень рады.
Что
– Зачем ты их пригласил?
– Кто? Я? И в мыслях такого не было!
– Но я же сама слышала. Ты сказал “заходите”.
– Ну и что?
– Как это “ну и что”? Пригласил - они пришли.
– Да я их не приглашал! Я просто так сказал!
– Учи русский, дикарь!
Русский давался с трудом. Пушкина и Достоевского я читал в подлиннике и, кажется, все понимал. Вообще это был единственный язык, на котором я свободно говорил, думал и видел сны. И тем не менее, реальное значение многих понятий от меня ускользало. Простое, казалось бы, слово - “учиться”. В Сухуми это значило прийти за три дня до сессии в училище, узнать названия предметов, которые надо сдать, вопросы, на которые надо ответить, - и не опаздывать на экзамены. Вот и все. Таким нехитрым способом за год я прошел два курса. Моим коллегам-композиторам из горных абхазских деревень, вероятно, приходилось сложнее: по-русски они читали по складам, а на рояле играли одним пальцем. Правда, у них и стимул был - в недалеком будущем стать НАРОДНЫМИ АРТИСТАМИ РЕСПУБЛИКИ.
А что оказалось в России? На занятия ходить каждый день, записывать лекции, готовиться к семинарам, выполнять домашние задания. И после всего этого пятерка не гарантирована!.. А на меньшее я никак не мог согласиться.
В скором времени я сделал вывод, что в России слова строго значат то, что значат. Без всяких условностей и преувеличений. Вывод оказался неверным.
В Сухуми на вопрос: “Как дела?” - надо было отвечать, улыбнувшись: “Прекрасно”, “Хорошо” или “Нормально”. Считалось, что дела шли плохо только в одном случае - если умер кто-то из близких. Тогда полагалось носить траур - ходить в черной рубашке и не бриться как минимум сорок дней, а то и полгода-год. Человеку в трауре вопросов о делах не задавали.
В России на этот вопрос, обреченно взмахнув рукой, отвечали: “Ужасно”, “Кошмар”. Или - “Так себе…”. Но траура не носили. И женщины в черных платьях - не безутешные вдовы, а модницы. Многим черное к лицу. Вообще смерть здесь незаметна. Хотя умирают, возможно, не реже, чем в Сухуми.
– Что-то Алешки Петрова давно не видно.
– Да он умер.
– Что вы говорите! И давно?
– Уже год прошел.
– Правда? А я и не знал…
Конечно, за всеми не уследишь. Чтобы заслужить похороны с размахом, с которым хоронили сухумских пекарей и врачей, надо быть светилом - великим артистом или лидером страны… Так что если вам встретится человек с цветами, скорее всего, он идет не на поминки, а на юбилей. Или на свадьбу.
Если в Сухуми выйти погулять бедно или неряшливо одетым, то встретить знакомых практически невозможно. Хоть весь город исходи - никого. Нарядно одетый человек и шагу не может ступить, не ответив на приветствие. Только хорошо одевшись, ты понимал, что живешь в родном городе, где тебя знают и любят.
В России от хорошо одетого человека требуют объяснений:
– Ты куда это вырядился?
– Да вот, на день рождения пригласили.
Еще можно сказать “на концерт”, или в крайнем случае - “на свидание”.
И тогда прозвучит с облегчением: “А… ну-ну…”.
Если в Сухуми кто-нибудь в компании спрашивал: “Зайдем в кафе посидим?”, это означало, что он собирается всех угостить. В России может статься, что угощения ждут от того, кто первым согласился. Ну что ж, это, по крайней мере, логично…
Но вот взять простое слово - “дружба”. Что тут непонятного? Каждый легко ответит на вопрос, кто его друг и что это означает. Ну, например: человек ежедневно проводит в вашем доме несколько часов, ест и пьет за вашим столом. Вы говорите обо всем на свете и не имеете никаких тайн друг от друга. Иногда спорите по пустякам, потому что в основном совершенно согласны. Оказываете друг другу всякие услуги. Привыкаете к общению так, что чувствуете пустоту, когда его нет рядом. Кто он вам - друг? Не спешите с ответом. Лучше скажите: “Не знаю”. Очень возможно, что не только не друг, но даже и не приятель. Возьмет да и расскажет кое-что о ваших мыслях большому начальнику, от которого зависит и ваше, и его будущее. Просто чтобы тому преданность доказать…
В Сухуми не доносили. Не только на друзей, даже на знакомых и едва знакомых. Черт его знает почему. Анекдоты можно было рассказывать в любой компании. А в России меня научили понимать жест опасности - кто-нибудь, не поворачивая головы, скашивал глаза в сторону. Это означало: осторожно, вон тот - стукач.
В конце концов я научился понимать, что некоторые знакомые слова могли быть связаны с незнакомыми понятиями. И не только такие абстрактные, как “дружба” или “верность”, но и совершенно конкретные. Например, “вино”.
Я получил первую стипендию, и мой сокурсник - единственное существо мужского рода в группе, - решительно заявил:
– Надо обмыть. Такая традиция!
– А чем обмывать положено?
– Как это чем? Вином, конечно.
– Ясное дело, вином. Я спрашиваю, каким - “Лыхны”, “Псоу”, “Хванчкара”?
Он посмотрел на меня с недоумением.
– Пойдем покажу.
В магазине было всего два сорта, совершенно незнакомых, - “Солнцедар” и “777”.
– Дайте нам три семерки, - решительно сказал сокурсник.
Мы сели на скамейку в парке, и он достал из портфеля стакан.
– Что, прямо здесь? Без закуски?
– Конечно. Ты - первый.
– А что говорить надо?
– сказал я, с сомнением принюхиваясь к мутной жидкости неопределенного цвета. Вином не пахло.
– Скажи: “Чтоб не последняя” - и пей залпом.
– Ну, чтоб не последняя.
Вкус был похож на сильно прокисший лимонад. Через несколько минут, еще до того, как он допил бутылку, я почувствовал, что пьян. Я не мог сдержать тошноты, что позор удваивало. Не помню, как оказался дома - сам как-то дошел или он дотащил.