Знамя Журнал 6 (2008)

Знамя Журнал Журнал

По стене пробегает геккон.

Не пытайся прожить это начерно,

Поскорее захлопни тетрадь.

Эта жизнь не тебе предназначена,

Не тебе эту смерть умирать.

* * *

Если - смерть, то зачем, то зачем, то зачем

Эта нежность и жар, эта жесть,

Если нечем платить, не оплакать ничем -

То зачем, то зачем это есть?

То зачем это рдеет, рыдает, горит

И зачем это бьётся в руке,

И зачем этот ливень со мной говорит

На своём жестяном

языке?

И зачем этот сизый холодный рассвет,

И зачем этот плач за стеной,

И зачем этот вечный двуличный ответ

И дождя барабан жестяной?

Санкт-Петербург

Анатолий Королев.Пятнышки божьей коровки.

От автора

| Эти записки - избранное из моих путевых дневников. Практически в каждой поездке я заставляю себя (ночью в гостинице, утром в кафе или даже в такси) заносить свои впечатления в блокнот.

Анатолий Королев

Пятнышки божьей коровки

записки вояжера

Рим

Понентино

В Риме

практически любой пустяк ставит в тупик.

Итальянский журналист, редактор газеты Ринашита, Карло Бенедетти ведет нас в свой любимый ресторанчик на Виа дель Корсо… Вечереет, Рим изнывает от жары.

Карло смотрит на часы… сейчас будет ветерок - и буквально через пару минут мое лицо начинает овевать прохладная свежесть с явным привкусом моря. Вот уже не один век этот ветер начинает дуть со стороны Тирренского моря всегда в одно и то же время. По нему римляне сверяют часы!

У ветерка есть даже свое имя: понентино…

Еще несколько шагов в глубь улицы, и мы выходим на маленькую пьяцца с фонтаном.

Это квартал, где живут сенаторы, объясняет Карло. Когда прокладывали подземный переход между домами, рабочие обнаружили вот этот фонтан на глубине девять метров. Решением сената его подняли наверх и поставили в центре площади…

Бог мой! Девять метров культурного слоя!

Я с трепетом подхожу к каменной чаше. В Риме любой камень кажется мрамором. Огромная низкая чаша полна до краев ровной воды, которая не выливается наружу, а как бы свисает зеркальным льющимся куполом до земли. Опускаю руку на дно - пальцы чувствуют камень в крупных лошадиных ноздрях… В Москве культурный слой, наверное, не меньше, только фонтана в земле не найти, сколько ни рой.

Но дело даже не в этом - чаша превращает воду в драгоценность общественного достояния. Молчаливый урок римского фонтана, а их в городе несколько тысяч, звучит как завет - никакая вода, никакой свет и ничья жизнь не могут иметь владельца. В этом смысле любой колодец: моя вода!
– надругательство над духом воды и свободы ее излияния.

Еще пара шагов - мы идем мимо сената. Никакой охраны! Через просторные окна первого этажа можно спокойно заглянуть в святая святых - кабинет сенатора. Рабочий день кончился - ни души. Вот его рабочий стол, кресло, стеллажи с папками, столик для кофе… все принципиально

открыто для глаз римских граждан. Этой демонстрацией нам внушается - здесь ничего не будет делаться втайне от итальянцев. Смотрите - ничто не заперто, ты можешь постучать в стекло, и тебя услышат.

Сравнение

Ночью

с балкона отеля ночной Рим виден как окаменевшее пламя. Надо бы лечь, но я никак не могу заставить себя оторвать взор от панорамы вечного города, между тем мысленно я далеко…

Недалеко от уральской Перми (города моей юности) есть археологический памятник.

На берегу реки Мулянки у деревни Гляденово.

Нора язычества.

Археологи раскопали там слой костей толщиной в десять метров. Здесь был жертвенник варваров, моих предков.

Он возник в середине I тысячелетия до нашей эры, то есть в то же самое время, когда был основан Рим (в 753 году).

Гляденово! Варварский современник Рима.

Этот жертвенник существовал в лесу на берегу реки до XVIII века.

Археологи несколько лет копали там землю.

Они нашли девятнадцать тысяч предметов.

Но!

Среди костей не попалось ни одной человеческой кости!

Над пермскими дикарями уже витала тень слов, сказанных в Библии Иакову Богом о ненужности человеческой жертвы.

В этой лесной глухомани за две тысячи лет не было пролито ни одной капли человеческой крови.

Варвары - уже породили феномен вотивных вещей…

В жертву приносились уменьшенные до размера игрушки копии людей и животных, сделанные из камня, реже - из металла.

Невозможно себе представить, чтобы в Риме на середину исполинской арены Колизея вышел Капитолийский жрец храма Юпитера и вывалил на арену груду золотых заменителей смерти.

Его б выгнали многотысячным хохотом.

Но!

Но за все эти тысячи лет там, в лесу, вокруг бескровного жертвенника, не возникло ничего, кроме стайки убогих избушек с крышами из соломы.

А Рим, наоборот, вырос багровым утесом силы величия и красоты из моря пролитой крови:

термы Каракаллы, акведук Клавдия,

гробница Цецилии Метеллы,

Колизей, мавзолей Августа, базилика Максенция, храм Диоскуров…

Почему культура так алчет человечины?

Почему из гуманности варваров за две тысячи лет ничего не родилось, кроме маленькой, грязной, убогой, вонючей деревни?

Почему только из горячей крови невинно убитых рождается красота?

Я продолжаю стоять на римском балконе, зачарованный панорамой пролитой крови…

Венеция

Камень

Глазу

вернулось детское чувство остроты цвета. Такой пылкой силы желтые краски сохранились лишь в моей памяти, а тут на тебе! Водопады шафрана по склонам цветущих гор (дрок). Понимаю Бродского с его любовью к Венеции - здесь твои глаза на лице, омываясь красотой, превращаются в очи. Чувствительность зрачка как у мыльных пузырей. Ленту на соломенном канотье нашего гондольера Джорджио я бы по московской запыленности взора назвал красной, а тут сразу виден истинный цвет ленты, она мутно-розовая.