Знамя Журнал 6 (2008)
Шрифт:
Я заметил узорную тень быстроты от чайки на теле мокрой купальщицы.
А из античного камня в венецианской воде вытекал зеленый ручей бороды, и чувствовалось, как камень пьянеет от плеска.
Порой в голову приходила глуповатая мечта попросить в Венеции эстетического убежища… Но, увы, такой вид милосердия в мире не предусмотрен.
Женева
Гроза
Кончился слой облаков,
и мы полетели над страной, которая напомнила мне с высоты детскую железную дорогу из детства. Помните эту железную сказку, где по рельсам бегут аккуратные поезда, останавливаются на чистеньких станциях, а там на платформах
Самолет с русскими сел, и у Женевы сразу начались проблемы.
Еще утром в Москве нас предупреждали, что над землей разразилась мощная магнитная буря, которая угрожает всем диспетчерским службам: воздержитесь от поездок и перелетов - пугал голос радио. Слава Богу, мы долетели. Катастрофа подождала, пока мы ближе к вечеру усядемся за столик в ресторанчике напротив отеля.
Сначала хлынул мощный ливень, и затем - бац!
– во всей Женеве погас свет. Идеальная детская игрушка сломалась. Погасли светофоры. В лифтах застряли люди. Отключились банкоматы.
Русских катастрофами не удивишь.
Удивил нас дух швейцарцев, которые как один бросились на схватку с тигром хаоса, в ресторане мигом появились толстые свечи, загорелись огоньки, на улицах машины разом замедлили ход, прохожие стали переходить улицу организованными группами - и железная сказка снова заработала.
Когда я первый раз зашел в свой номер, то увидел на стене внушительных размеров картину морского боя, где швейцарский корабль топил пушечными залпами французский фрегат. Ну и ну, рассмеялся я про себя - неужели у швейцарцев был флот!
Вечером, после того через четыре часа, электрический хаос был устранен, я смотрел на картину с меньшим скепсисом.
Волки и овцы
Нет ничего
более странного для уха русских, чем проблемы Швейцарии. Когда на приеме у русского посла в Берне господина Черкашина зашел разговор о том, чем живет швейцарское общество, выяснилось, что конфедерация кантонов озабочена проблемой волка.
Этот вопрос даже был вынесен на всенародное обсуждение.
Волков в Швейцарии нет ни одного, зато там есть овцы.
Овечки свободно пасутся на пастбищах, где их никто не охраняет, ни пастухи, ни волкодавы, чем и пользуются хищники. Забредая со стороны Франции или Италии, волки жадно набрасываются на швейцарских овец. Если бы волк убивал одну овцу - нет проблем, ешь на здоровье. Но волк, как известно, пьянеет от крови жертвы и убивает без счету, хотя съесть всех убитых овец не в состоянии. Так вот, решила Швейцария, если волк убивает в день пять овец - пусть живет дальше, а вот если в течение месяца зарежет больше тридцати овец - тогда волка можно пристрелить.
Этот шедевр гуманистической мысли сразу вызывает массу вопросов: кто будет считать овец? Ведь волк считать не умеет; и как безошибочно определить волка, который превысил швейцарскую норму? Что если по ошибке будет пристрелен французский волк, который зарезал всего двадцать девять овец, а парочку жертв сверх лимита загрыз коллега-волчина с итальянской стороны?
Наконец, никто не спросил овец!
Перед началом фуршета в пресс-клубе я
Каким косматым диким злобным медведем смотрится отсюда наша история.
Кстати, медведей в Швейцарии тоже нет, как и волков.
Зато прекрасно известно, когда был убит последний медведь - в 1904 году.
Этому последнему медведю был даже поставлен памятник в Берне.
Пальто Ильича
В классической
– амфитеатром - аудитории собралось чуть ли не сто человек. Молодежь и старики, студенты, аспиранты и давние выпускники, потомки русских эмигрантов, отпрыски обедневших русских аристократов и внуки белогвардейцев. Перевода не требовалось, для всех русский язык - родной. Роскошное общение, где Гандлевский читал замечательные стихи, а маг концептуализма Пригов пел гортанным голосом буддийского монаха начало поэмы “Евгений Онегин”, про “дядю самых честных правил”, исполняя стих как мантру о Дао.
Мелькнул и традиционный вопрос, как нам понравилась Швейцария.
Тут я вспомнил одну историю (и рассказал ее).
Так вот, лет пятнадцать назад я все лето жил на даче под Москвой, в поселке для старых партийцев. Когда-то это был самый первый, самый элитный поселок в России, который построили специально для выдающихся деятелей партии, для соратников Ленина, которые вместе с ним делали революцию, для политкаторжан. В годы репрессий большинство новых хозяев погибло, и постепенно поселок захирел, потерял свой статус. Я снимал просторную комнату в доме, окнами в лес, где прыгали белки. Любезная хозяйка, врач по профессии, и ее дочь работали в Москве, так что я жил практически один и писал роман. Дача хотя и обветшала, но участок, который она занимала, был просто огромен, кусок соснового леса, окруженный забором, размером в целый гектар.
Я давно хотел спросить хозяйку, кто раньше владел такой дачей, но чувствовал, что могу задеть щекотливую тему. Скорее всего, тут жил кто-то из расстрелянных Сталиным старых большевиков, недаром в комнатах есть приметы революции, ну хотя бы репродукция с исторической фотографии Ленина и его соратников на вокзале в Цюрихе: март семнадцатого, вождь спешит на вокзал ехать из Швейцарии в Россию, брать власть в свои руки. Ильич одет в черное демисезонное пальто с бархатным воротничком, на голове - котелок, в руке зонт.
Наверное, дачей владел кто-нибудь из родственников.
И вот однажды выпал удобный момент, и я спросил хозяйку: а кому принадлежала эта дача? Она ответила, что ее получил от Советской власти за участие в революции ее дед Залман, и назвала его фамилию (которую я не стану называть).
Названная фамилия мне была незнакома, и я сказал, что неплохо знаю историю революции и первый раз слышу о таком человеке.
Почувствовав, что я как бы сомневаюсь, она сказала: “Мой дед был другом Ленина”, подвела меня к шкафу и распахнула створки… там висело на вешалке одно единственное пальто, обычное демисезонное пальто с бархатным воротничком, и вдруг я узнал его. Еще бы!