Знание-сила, 2003 №10 (916)
Шрифт:
У Андрея Сахарова был и собственный опыт, говоривший, что даже длительные близкие отношения не помогают преодолеть различие в религиозных мировосприятиях. Его родители за сорок лет совместной жизни не пришли к «общему знаменателю»: мать всю жизнь была православной верующей, отец — нет.
Сахарову могло хватить и наблюдений над собственной религиозной эволюцией. Мальчик, приобщенный мамой и бабушкой к православию, с молитвами и церковными службами. 13-летний подросток, самостоятельно решивший, что он неверующий и переставший молиться. И 60-летний академик, который не может представить себе Вселенную и человеческую жизнь без какого-то осмысляющего их начала, лежащего вне материи и ее законов. Что они могли
Исторические факты вне личного опыта, быть может, не столь убедительны для человека, самостоятельно мыслящего и доверяющего своей интуиции, но зато таких фактов много больше. Важнейший из них — само многообразие форм религиозности, длительное сосуществование — порой бок о бок — разных религиозных групп, возникновение все новых форм. Все ныне признанные мировые религии когда-то были ересями, имевшими горстку сторонников. Древнюю родословную имеет и атеизм — Эпикур выработал свое безбожное мировоззрение за несколько веков до возникновения христианства. Так на протяжении многих веков сосуществовали разные религии и атеизм. Когда власть была веротерпима — открыто, когда нетерпима — скрытно.
Эти общеизвестные факты было бы неловко напоминать, если бы не другой общеизвестный факт: все эти века, включая XX, многие ожидали, что в обозримом будущем все «неверные» обратятся в правильную веру или что все верующие бросят свои «опиумные» иллюзии. Состояние дел на начало XXI века or рождества Христова не похоже ни на то, ни на другое. Бесплодность подобных ожиданий и утверждает постулат Сахарова.
Для обоснования этого постулата можно было бы углубляться в психологическую природу (а)теистического чувства и в механизм культурно-социальной наследственности. Однако и без обоснований ясно, что даже свободно мыслящий человек, определяя свое (а)теистическое мировосприятие, не вполне свободен — он не властен нал врожденными особенностями своей психологии и над своим жизненным опытом до момента выбора. Известно много примеров, когда в лоне религиозном вырастает атеист, и в атеистическом окружении человек вдруг обнаруживает в себе религиозное чувство.
В физике для ее постулатов тоже ищут обоснование — обычно задним числом. Но рубежное изменение в картине мира связано все же с рождением самого постулата.
Постулат Сахарова назовем паратеистическим [от греч. рага — возле, рядом], поскольку он утверждает неизбежность странного сосуществования теистического и атеистического взглядов на мир в человеческой культуре.
Вам такой паратеизм кажется элементарно нелогичным, просто эклектичным? И вы хотите ясный ответ на ясный вопрос: «Так все-таки есть Бог или никакого бога нет?!»
История физики дает важный лингвистический урок относительно ясных ответов на ясные вопросы. Когда в начале XX века началось пристальное изучение микромира, физики, естественно, использовали тот язык своей науки, который исправно им служил до того — на протяжении нескольких посленьютоновских веков. Но при этом столкнулись, казалось, с неразрешимыми противоречиями, например: «электрон — частица или волна?!» В ходе поисков, однако, они обнаружили, что когда речь идет о таком неосязаемом объекте, как электрон, подлинно ясный вопрос требует новых ясных слов, которые могут применяться к этому неосязаемому объекту. Новые слова физического языка были созданы, и с тех пор электрон — не частица и не волна, а нечто совсем третье, что обозначается пси-функцией и
Получив урок от физики неосязаемого, вернемся к реальности дважды неосязаемого в гуманике: неосязаемая душа другого человека, размышляющая о неосязаемом «осмысляющем начале». Постулат паратеизма не дает лезть в душу другого — это не просто нехорошо, но и невозможно. Я готов принять формулировку (одного из откликов), что религиозное чувство — это дар Божий, если ее дополнить тем, что и отсутствие религиозного чувства — это тоже дар Божий.
Для Сахарова, с его религиозным чувством, за паратеизмом стояла и его человеческая — правозащитная — природа: уважение к правам и свободе другой личности — это гораздо больше, чем терпимость к глупости и причудам другого. Но когда Сахаров говорил о том, что противопоставление религиозного и научного найдет «какое-то глубокое синтетическое разрешение на следующем этапе развития человеческого сознания», он скорее всего исходил из опыта родной науки, надеясь, что будет найден язык, на котором постулат паратеизма о неосязаемых реальностях не будет казаться противоречивым.
На нынешнем же этапе развития человеческого сознания приходится просто следовать этому постулату Как физики стали следовать постулату сохранения энергии задолго до обоснования этого постулата однородностью времени и приняли постулат постоянства скорости света до надежного обоснования теории относительности.
Похоже, именно принимая свой постулат всерьез, Сахаров выражал свое религиозное чувство на публике много лаконичнее, чем в дневнике. Он понимал, что при его социальном весе — академик, трижды Герой, создатель термоядерного оружия — его слова, независимо от его намерений, фактически означали бы вторжение в душу другого.
Другое дело — пишущий эти строки неакадемик и негерой. Простой историк физики с гуманитарным уклоном может не опасаться, что будет давить своим авторитетом. Поэтому рискну предложить историко-научную интерпретацию странных слов Сахарова о том, что для него Бог - «не творец мира или его законов, а гарант смысла бытия - смысла вопреки видимому бессмыслию». Как эти слова смотрятся через призму теоретической физики?
Возьму себе в помощь двух по-разному знаменитых физиков-теоретиков, у которых общее с Сахаровым только профессия, а не страна проживания со всей ее особенной статью.
Самый знаменитый физик XX века, Эйнштейн, без стеснения употреблял слова «Бог» и «религия». Быть может, и всуе, на взгляд профессионалов от религии, но, с его точки зрения, — в случаях жизненной необходимости, когда не находил лучших слов для выражения своей мысли или чувства. В одном из таких случаев Эйнштейн сказал: «Что меня по-настоящему интересует, так это был ли у Бога какой-то выбор при сотворении мира». Начитавшись Эйнштейна, я думаю, что фактически-то он был уверен, что выбора не было, но так и не придумал, как — на языке науки — выразить это свое интуитивное ощущение. Ощущение чуда познаваемой гармонии мироздания или, менее высоким штилем, ощущение уникального архитектурного плана этого здания и проработанности отдельных его частей, открывшихся взгляду науки.