Знание-сила, 2004 № 01 (919)
Шрифт:
Впрочем, нет: думал и об этом! "Никогда нельзя жить богато там, где все общее. Каким образом может получиться изобилие продуктов, если каждый будет уклоняться от работы, так как его не вынуждает к ней расчет наличную прибыль, а с другой стороны, твердая надежда на чужой труд дает возможность лениться?" Как же эти-то строчки проглядело обвинение, а с ним и все современные критики "Утопии"!
Сравнивая позиции сторон в зале суда, нельзя пройти мимо главного козыря обвинения. Мор как-то не учел, кто же будет строить здание Утопии.
Идеальное общество требовало и идеальных строителей — вот где проект давал трещину!
После чего остается только поведать несмышленым, сколь дивным будет этот новый мир, и немедленно испросить чрезвычайных полномочий для построения.
За несколько лет до первой публикации "Утопии" другой выдающийся писатель и политический деятель весьма точно сформулировал проблему соотнесения благих пожеланий и конкретных возможностей: "Любой, кто возжелал установить государство и снабдить его законами, должен начать с предположения, что все люди греховны и, более того, готовы высказать свою греховную сущность при первом удобном случае. Но мы должны быть готовы к тому, что время — отец высшей истины, не ударит в грязь липом и быстренько вытащит все эти грешки на свет божий". Писавший знал, что говорил. Звали его Макиавелли.
Томас Мор был личностью иного склада. И легко нам сегодня укорять его в том, что он чего-то "не досмотрел"... За прошедшие пятьсот лет мы сами многому ли научились? У автора "Утопии" этих полтысячи лет не было.
При желании можно действительно читать "Утопию" Мора как своего рода пособие не только для китайских хунвейбинов, но и для отечественных проповедников военного коммунизма, "экспорта революции"...
Тяжкая, изматывающая судьба выпала на долю этой удивительной книги. Автору же достался жребий воистину трагический.
Томаса Мора на эшафот привела не "Утопия". Литературные забавы лорда-канцлера показались королю сущей безделицей по сравнению с иным преступлением. Его подданный посмел сохранить верность папе, отказался приветствовать Реформацию и принести присягу королю как главе новой англиканской церкви!
Объясняется его "упрямство" просто. Будучи человеком веротерпимым, Мор в то же время оставайся убежденным гуманистом-непротивленцем, осуждающим насилие резко и бесповоротно. В том числе и революционное. И то, что церковная реформа неизбежно вызовет восстания, массовые недовольства, смуту, искушенный политик понял раньше короля. Аскет и мученик Идеи не позволял себе "играть в политику"; потому поддерживал и тех, кого задевала новая волна "огораживаний", и тех, у кого насильственно изымали церковные и монастырские земли...
Тиран не мог простить принципиальности даже одному своему подданному.
И "правосудие" заработало. Лорда-канцлера по требованию короля обвинили в государственной измене, приговорив к жесточайшей казни. "Влачить по земле через все лондонское Сити и Тайберн, там повесить его так, чтобы он замучился до полусмерти, снять с петли, пока он еще не умер, отрезать половые органы, вспороть живот, вырвать и сжечь внутренности. Затем четвертовать его и прибить по одной четверти его тела над четырьмя воротами Сити, а голову выставить на Лондонском мосту".
Перечитайте еще раз — может быть, после этого, представив тогдашние нравы, пропадет охота ругать "Утопию"...
В день казни узнику принесли известие о монаршем благоволении: описанные выше ужасы заменены на простое отсечение головы. "Избави боже моих друзей от такой милости" — только и молвил упрямец... На плаху он взошел, гордо подняв голову. И прежде чем палач поднял ее, отрубленную, за волосы на всеобщее осмотрение, Мор успел еще произнести фразу, ставшую исторической: "Шея у меня короткая, смотри не промажь".
Так закончил земную жизнь автор первой утопии.
Суд же над его книгой все никак не закончится. Католическая церковь, хотя и с запозданием — только в нашем столетии! — но официально воздала должное вероупрямцу, причислив Томаса Мора к лику святых. И лишь совсем недавно очередное правительство у него на родине рискнуло водрузить в Вестминстерском аббатстве мемориальную доску в честь казненного.
Но приговор 1535 года "за государственную измену" не отменен по сей день.
И все так же — долго, мучительно и с переменным успехом — тянется судебный процесс над Утопией. И конца ему не видно.
"Человек в истории.
Россия XX век". Конкурс Мемориала"
По кругу?
Сочинения очередного — четвертого уже! — "мемориальского" конкурса "Человек в истории. Россия, XX век" в очередной раз демонстрируют, какие умные, смелые, свободные у нас выросли дети.
Умные хотя бы в своей склонности следовать хорошим советам устроителей конкурса и собственных руководителей, благодаря чему их исследования, первые в жизни, сразу попадают "в десятку": они разворачиваются в пространстве наиболее актуального и плодотворного сегодня научного направления — истории повседневности, связанной с попыткой восстановить мысли, чувства, страхи и надежды обыкновенных людей, чья жизнь и составляла саму ткань истории.
Смелые: председатель жюри конкурса, академик Российской академии образования Сигурд Шмидт каждый раз удивляется, как это приходит им в голову брать такие темы и в таких поворотах, за которые не возьмется историк старшего поколения уже не из-за цензуры, а из-за самоцензуры, не допускающей эти запретные темы и повороты на уровень сознания. Смелые они, конечно, в основном от незнания, но ведь это и дорого, когда люди ни о каких таких запретах даже не слыхали. Свободные от ритуалов научности при всем серьезном, действительно научном содержании исследований. Разве позволит себе профессионал с такой непосре детве н н остью поразиться подлости доносчиков!