Знатные распутницы
Шрифт:
– Но ты пользуешься защитой короля!
– Мой муж до сих пор имеет парламентский указ. Когда я окажусь в тюрьме, кто знает, пожелает ли король тратить усилия, чтобы вызволить меня оттуда. Да и этот образ жизни не в моем вкусе. Я предпочитаю сама заботиться о своей безопасности.
– И куда ты теперь?
– В Турин. К герцогу Савойскому. Что-то подсказывает мне, что там меня ждет очень приятная жизнь. Будь счастлива, прощай!
Обняв Марию, которая тем не менее была несколько озадачена, Гортензия вновь надела свой мужской костюм наездника, вскочила на коня и помчалась по направлению к морю. Она выглядела как настоящий молодой мужчина. В Сант-Мери она нашла судно, которое
«Это должно быть сделано, – сказала себе герцогиня после вдохновившего ее общения с зеркалом. – Немного смелости, и всем заботам придет конец!»
Замок герцогов Савойских в Шамбери возвышался над городом. Его четыре башни с флагами с белым крестом гордо соперничали с окружающими горами. Это было необыкновенно прекрасное, впечатляющее владение, и когда 20 августа 1672 года карета миновала ворота замка, Гортензия де Мазарини, выглядывавшая из окна экипажа, был полна радости. Город производил скучное и унылое впечатление, но этот величественный замок, который в будущем должен стать ее обителью, льстил ее тщеславию и вкусу.
– Думаю, мне здесь понравится, – сказала она своей служанке Нанон, откидываясь на подушки сиденья. – Этот замок действительно прекрасен!
– Но когда не светит солнце, как сегодня, здесь наверняка не так весело, госпожа герцогиня.
– Ну и что, – беззаботно ответила Гортензия. – Я уж позабочусь о том, чтобы не скучать здесь. Однако мы уже приехали… Я слышу звук труб, возвещающих о нашем прибытии.
И в самом деле, о приближении экипажа было сообщено. Солдаты устремились из ворот и выстроились на подъемном мосту, в то время как от входа доносились звуки труб и бой барабанов.
Замок Шамбери намеревался достойно встретить именитых гостей. Карета миновала арку, сделала полукруг в парадном дворе и, наконец, остановилась у входа. На крыльце появились трое мужчин в парадном одеянии и украшенных перьями шляпах; они склонились в поклоне. Как только подали подножку, Гортензия выпрыгнула из кареты и, полная решимости, направилась к встречавшим. Самый высокий сделал шаг навстречу.
– Вас зовут монсеньор д'Орлье, не так ли? Наместник? Его высочество мне много о вас рассказывал.
– Я счастлив засвидетельствовать вашей чести свое почтение. Вы правы, я граф д'Орлье и полностью к услугам госпожи герцогини. Для меня большая честь, мадам, приветствовать вас в этом городе, и я надеюсь, вам здесь понравится. Наш господин поручил нам сделать все, чтобы вы чувствовали признание и уважение к вашей персоне.
– Герцог – сама доброта, – ответила Гортензия.
Она грациозно приняла знаки внимания от двух других господ, один из которых был президент сената Савойи Бертран де ля Перуз, а другой – двора в Турине граф Виктор Канель.
Вечная беглянка была в хорошем настроении, и чем больше блеска находила она в своем новом приюте, тем радостнее была ее улыбка.
Она видела огромные залы с высокими окнами и дорогими стеклами, роскошную мебель с богатой резьбой, занавеси и обои из тяжелого шелка, золотые и серебряные светильники, дорогие безделушки, статуи и тысячи незначительных мелочей, свидетельствовавших о богатстве дома.
– Все это, – объявил монсеньор д'Орлье, – к вашим услугам, так же, как и мы.
Он не упомянул лишь о том, что поручил ему сделать
Когда Гортензия два месяца назад прибыла в Турин, она вызвала всеобщее любопытство. Эта знатная дама, которая бежала от мужа, покинула дом и разыскивалась полицией, была в глазах всех настоящей героиней романа. Она недолго жила в приюте, где остановилась после приезда, и уже вскоре по приглашению герцога переехала в замок.
Герцог Шарль-Эммануэль был вновь восхищен той, на которой когда-то хотел жениться, ставшей еще более прекрасной, чем она была в его памяти. В свою очередь Гортензия использовала весь опасный арсенал своего женского очарования, чтобы соблазнить этого тридцативосьмилетнего властелина, который обладал приятной внешностью и который унаследовал от своего дедушки Генриха IV [4] интерес к женщинам.
4
Его мать, Кристина Бурбон, была дочерью Генриха IV.
Вскоре каждому при дворе в Турине стало ясно, что былой огонь вновь мощно воспылал в сердце Шарля-Эммануэля, и что прекрасная Гортензия ответила на это взаимностью.
К сожалению, это положение вещей бросилось в глаза не только придворным, но и герцогине Савойской, урожденной Жанне-Батисте де Савуаен Немур, которая отнюдь не принадлежала к той категории жен, которых можно было назвать терпеливыми.
Она, скрепя сердце, закрывала глаза на незначительные измены своего легкомысленного супруга и смотрела сквозь пальцы на некоторые другие его выходки, но пережить то, что ей посадили под нос эту ослепительную и какую угодно еще, но только не скромную, герцогиню Мазарини, которая, несомненно, стала бы фавориткой, она не могла. Поэтому она поставила Шарлю-Эммануэлю ультиматум: или он убирает шуструю герцогиню или его жена покидает поле сражения и разбивает свои палатки в другом месте.
– В нашем дворце для нее и одновременно для меня нет места, – заявила она ему ледяным тоном. – Если эта… помешанная на мужчинах персона будет жить у нас, я уеду из Турина и оставлю вас вместе с любовницей.
– Но как я могу заставить ее покинуть замок, моя дорогая? Герцогиня лишь нанесла нам визит, и у меня никогда не было намерения оставлять ее здесь навсегда. Но поскольку было бы нехорошо отказать ей в убежище, о чем она просит, я думаю, можно приютить ее в одном из других наших владений… например, в Шамбери.
Мягкий и учтивый тон мужа успокоил Жанну-Батисту, хотя недоверие и не исчезло.
– Пусть будет Шамбери, но я опасаюсь, что она там будет привлекать внимание, как и везде, где бы ни появлялась. Я хочу чтобы она уехала, и как можно скорее.
Вот так получилось, что герцог, умудрившийся найти пути и средства стать любовником Гортензии, предложил ей свою роскошную резиденцию.
– Я буду навещать вас там как можно чаще, – прошептал герцог, целуя ей на прощание руку. Она вознаградила его улыбкой. В принципе, она была в восторге от этого предложения. Она могла купаться в великодушном гостеприимстве, оказываемом ей Шарлем-Эммануэлем, не попадая под ледяные взгляды Жанны-Батисты, и наслаждаться при этом личной свободой. Конечно, герцог был симпатичен, однако она не испытывала к нему пылкой страсти, и он не был в ее глазах ни тем мужчиной, из-за которого может изнывать женщина, ни тем, кому она обязана сохранять верность.