Знойная пустыня
Шрифт:
– В котором часу вы выезжаете из Мюнхена?
– В 13 часов.
– И у меня занято место в этом же рейсе… Можно было бы…
– Что?
– Не знаю. Возможно, вы с кем-то…
– Я один.
– Поедемте вместе.
Кто был голубем, она или я? Почти неподвижные на танцплощадке, мы испытывали острый приступ желания.
– Я мог бы проводить вас в аэропорт.
– Было бы хорошо. По дороге поболтаем, познакомимся.
Я ее поджидал. Призыв был ясен. Она искала мой взгляд.
– Вы адвокат?
– Да. Я знал адвоката
Ее тело пылало.
– Я знаю. Он много говорил о вас.
– Меня это удивляет… Но тем лучше.
– Мистер Уолстер, связаны ли вы профессиональным секретом?
– Это – составная часть моей профессии…
– Где бы с вами не разговаривали?
– Даже на подушке.
– Одним словом, – продолжала она, – я могу быть откровенной. Обычно я лгу. Я постоянно лгу. Для обороны.
– Не вижу причин вашего беспокойства, Дженнифер. Что вы хотите мне сообщить?
– Даже во сне вы не говорите?
– Проверьте.
Это был прямой призыв. Она прижалась ко мне, мы не шевелились.
– Первый секрет, – сказала она. – Вы удивитесь, но это – часть целого… Прикосновение вашей руки взволновало меня с головы до ног.
– Вы полагаете…
Почему она хотела посмеяться надо мной?
– Я испытала в ваших объятиях безумное желание, – прошептала она.
– Ваше желание должно было быть действительно безумным. Вы приятно шутите…
– Нет, – сказала она, – это серьезно.
Голос Роя Орбисона обволакивал нас ватой. Дженнифер подняла голову, щека ее, влажная от пота, коснулась моей. В моих объятиях была женщина, воплощающая сладострастие.
Так и есть, все становилось ясным! Дженнифер, нешуточный экстраверт или, быть может, нимфоманка, не должна путешествовать одна. Она может броситься в объятия первому попавшемуся. Этот негодяй Гарри задумал гнусный план. После скандала в Вене быть обвиненным в том, что я заставил девушку из высшего общества переспать со мной… Австралия была все ближе и ближе.
– Возьмите себя в руки, иначе я немедленно вас покину.
– Я все вам объясню, – сказала она. – Не выйти ли нам на террасу передохнуть немного?
Мне тоже нужен был воздух. Подарок оказался отравленным. Гарри еще раз принял меня за дурака. Она увидит, эта возбужденная самка, как быстро я отделаюсь от нее. В такт музыке мы продвигались среди танцующих, расступавшихся перед нами, по направлению к стеклянной двери. Мы пересекали территории, занятые переодетыми людьми: тут и там видели то улыбку, то упрямый взгляд, слышали болтовню то по-немецки, то по-английски. Поток слов. Я чувствовал западню! Чего хотели, по правде говоря? Наблюдатель, телохранитель, случайный сопровождающий, любовник, посланный к этой девушке, чтобы ее соблазнить? Я даже предположил, что она была беременна и что меня хотят выдать за отца, убегающего от нее.
С террасы открывался вид на пейзаж, озаренный серебристою луной. На секунду я оперся на каменную балюстраду – мне хотелось подумать, – и я увидел
– Это югославы, – сказала Дженнифер, – Мистер Уолстер, не надо бояться меня. Я была откровенна, и в этом неправа. Я слишком торопливо поступила. Надо играть комедию, если хочешь, чтобы тебя уважали.
– Несомненно, мадемуазель фон Гаген. Я очень рад, что познакомился с вами, но теперь должен уйти. Вы опасный человек… И для меня, и для вас. По нынешним временам надо быть осторожнее.
– Я была слишком прямолинейна, – повторила она. – Я вас отпугнула, извините меня.
– Вы побуждаете меня уйти.
Она была в нерешительности.
– Я была неправа, я думала, что вы менее недоверчивы. Вообще-то мужчины верят всему, что им рассказывают. Вы говорите Франкенштейну, что он красив, он и тает.
Она выглядела разумной, спокойной.
– Это не про меня, Дженнифер.
– Вы меня смутили, – сказала она. – Вот уже сорок восемь часов я думаю только о вас. Вы признаете это: Гарри привез меня позавчера, в последний день процесса в Вене. Я слушала вас, очарованная и взволнованная.
Тут мне как будто по голове ударили.
– Вы приехали на процесс? В Вену? Но зачем?
Она выдержала мой взгляд.
– Это идея Гарри. Мне понравилось, как вы выражаетесь, без переводчика, понравилась ваша деликатность. Гарри мне сказал, что ваша мать была австрийкой. Слушая вас, я испытала впечатление, что вновь вижу человека, которым я восхищаюсь. Вы говорили о молодой женщине из Брюсселя с такой чистотой и уважением…
Я все больше и больше поражался.
– Но какая причина заставила вас приехать на этот процесс?
Гарри организовал экскурсию. Как раз чтобы присутствовать на казни этого Сантоса, то есть на его осуждении.
Я наблюдал за ней. В редких просветах лунной ночи она выглядела взрослой. Я настаивал:
– Не вижу, какой это может представлять интерес для вас.
– Гарри приводил ваш пример. Молодой адвокат, борющийся в одиночку с верзилой, обладателем денег и власти… «Он выступает против дракона». Он хотел доказать мне, что есть еще люди справедливые и мужественные, вроде вас. Я переживаю трудное время, во всем сомневаюсь, мне нужен был идеал – познать безупречного человека.
– И вы поверили в небылицы Гарри?
– Небылицы? Не знаю. В моих глазах вы – герой.
Она что, смеялась надо мной? Я не был уверен.
– Ваши комплименты тяготят, Дженнифер. Вы что, знали, что я приду?
– Я очень надеялась… Вы могли бы захотеть вернуться прямо в Париж.
Она склонилась ко мне.
– А девушка в Брюсселе… Вы очень ее любили?
– Не хочу об этом говорить.
– Можно влюбиться за секунду, – сказала она, приблизившись ко мне.
То здесь, то там порывы ветра, аромат деревьев, нас окутывала, как компресс, ночная влажность.