Знойное лето
Шрифт:
Старуха отошла к печке, занялась своим поварским делом. Сергей достал из кармана пухлый обтрепанный блокнот и начал меж делом считать-пересчитывать цифры уборочной.
— Марфа Егоровна! — спохватился он. — Я ведь подарок тебе привез. Помнишь, фотограф тут был?
— Карточку прислал? — Марфа Егоровна начала вытирать о фартук руки. — Дай-ка гляну, какая я красавица.
— Бери выше, Егоровна! — засмеялся Сергей и достал из кармана свернутые трубкой газеты. — Пропечатали тебя, Егоровна, теперь весь район нашу повариху знает.
Марфа
В это время к табору с шиком подкатил Антон. Он заглушил мотор комбайна и с видом человека, знающего себе цену, направился к Марфе Егоровне и Сергею. Но в последний момент озорство взяло верх. Подкинув ладонь к фуражке, он отрапортовал поварихе:
— Разрешите доложить. Рядовой комбайнер Антон Бурин закончил работу на вверенном участке. Санька и Андрюха добивают последнюю загонку. Техника и личный состав находятся в удовлетворительном состоянии, происшествий нет!
— Вольно, — сказал ему Сергей.
Тут только Антон обратил внимание на растерянный и вообще необычный вид поварихи.
— Ты чего это, баба Марфа, жмуришься? — спросил он.
Марфа Егоровна протянула ему газетку. Глянув, Антон присвистнул от удивления, но тут же обнял повариху и закружил ее.
— Причитается с тебя, баба Марфа! — кричал он.
— Будет тебе, шелопутный!
— Нет, все равно причитается! — упрямился Антон. — Когда про Федьку написали в газете, так двумя бутылками еле отделался. А тут — портрет!
— Это Иван не знает про эти бутылки. Вот скажу ему.
— Скажу, скажу! Сразу загордилась!
Они препирались до тех пор, пока не собралось на табор почти все звено. Не было Журавлева и Виктора — они все еще возились у трактора.
Когда Антон, потребовав тишины и внимания, объявил о неожиданном прославлении поварихи, поднялся радостный гвалт. Удивил всех Сашка. Незаметно исчезнув, он вскоре вернулся и вручил Марфе Егоровне букет ромашек. Она была растрогана, но все же не утерпела кольнуть Антона:
— Вот хорошие-то парни как делают. А ты заладил одно: причитается да причитается.
Сашка получил полную тарелку жареных грибов, и все наглядно убедились в ценности хороших манер поведения.
— У меня и другая новость имеется, — сообщил Сергей. — Из района передали, что по итогам пятидневки лучший результат на вспашке зяби у Федора Коровина и Павла Ившина. С чем и поздравляю.
Федор и ухом не повел, зато Пашка покраснел от избытка радости.
— Ничего себе работнули, — сказал он. — Утерли носы некоторым комбайнерам.
— Все бы так утирали! — заволновался Андрюшка. — Тут не знаешь, с какой стороны подползать к поваленной пшенице, а вам что, газуй да газуй. Хоть с закрытыми глазами.
— Ничего, — успокоил его Сергей, — и у вас есть возможность отличиться на подборке. Завтра начинайте обмолот в логу. Отменная
— Вот и конец весеннему спору, — задумчиво, как бы сам себе сказал Федор. — Мне в августе всегда хлеб снится. То поле некошеное, то зерно на току… Сытые сны.
В это время из леса донесся невнятный, но тревожный крик. Минуту спустя на чистой прогалине показался Виктор. Размахивая руками, он бежал к табору.
— Гори-и-ит! — захлебывался в крике Витька. — Пожа-ар! Хлеб в логу гори-ит!
Подбежал. Дышит с хрипом, глаза навыкате, ошалевшие.
— Не успеть дяде Ване, все займется! Да не успеть же ему! Тушить надо, что вы стоите!
Замешательство длилось какие-то секунды. Первым от испуга и неожиданности очнулся медлительный Федор.
— А ну, живо! — скомандовал он. — Пашка, дуй к трактору, гони в лог, — Пашка кинулся бежать. — Куда? На мотоцикле! Живо! Топор у нас где? Где топор, спрашиваю?
— Топор-то зачем? — не понял Антон.
— Ветки рубить, огонь забивать. Да живо вы, чего копаетесь?
Ребят с табора как ветром сдуло. Федор повел их кратчайшим путем до лога — через высохшую кочковатую болотину.
— Я-то чего стою? — опомнилась Марфа Егоровна. — Пособлять надо!
Схватив зачем-то пустое ведро, она побежала за ребятами.
…Дико озираясь, на табор пришел Козелков.
— Я не хотел! — кричал он осипшим сорванным голосом. — Я нечаянно!
Здесь его, лежащего у вагончика и все еще скулящего, обнаружил Кузин, завернувший на стан Журавлева во время объезда полей и бригад.
— А ты чего тут? — удивленно спросил он Григория. Тот молчал и размазывал по лицу грязные слезы. — Чего слюни распустил? Народ где?
— На пожаре они…
— Какой еще пожар?
Крутнувшись на месте, Захар Петрович заметил дым, стелящийся над лесом. Сразу похолодев, он рывком, как щенка, приподнял Григория с земли, затряс.
— Что там горит? — кричал Кузин.
— В логу… Хлеб, — Григорий икал и стучал зубами. — Я не хотел! Я нечаянно!
— Что — нечаянно? — Захар Петрович даже отпрянул, опустил руки, уставился на Козелкова в недоумении. — Ты пожар устроил? Отвечай.
— Вы же сами, — лепетал Козелков. — Вы же говорили, чтоб градом этот лог выбило. Журавлев покоя не даст. Я решил… Нет! Я муравьев дразнил… Я соображаю. Загорелось по халатности, меня никто не видел. Я сразу убежал… С Журавлева можно спросить…
Отшвырнув Григория, Захар Петрович побежал в сторону пожара. «Вот оно, вот оно! — стучало в голове. — Что будет теперь? Как мне жить теперь?.. А почему так темно? Почему темно стало?»
…В горячке Журавлев начал пахать близко к огню, вырвавшемуся из сосновой посадки. Сильное разгульное пламя без задержки одолело черный плужный след и пошло дальше, завиваясь спиралями и далеко выстреливая жгутами горящей пшеницы. Отступив в глубь поля, Иван Михайлович стал прокладывать новое заграждение.