Знойное лето
Шрифт:
Повздыхав, Виталий Андреевич открыл папку с черновиками выступления, взял толстый красный карандаш и принялся заново читать.
Поголовье скота на начало года… Что район имеет сегодня… Что останется к осени… Площади орошаемых сенокосов и пастбищ. Было, стало… План накопления кормов, его реализация: по району, по хозяйствам, по видам кормов… Ожидаемый сбор зерна… Ожидаемый сбор силосных… Сколько будет своей соломы и сколько потребуется завезти со стороны… В пересчете на кормовые единицы и на голову скота… Наличие кормоцехов, их состояние, реконструкция, строительство новых… Механизация кормозаготовок… Камыш,
Он читал и морщился: не то, не так. Слишком спокойно. Получается логически выдержанная, но сухая исповедь. Не чувствуется атмосферы, в которой живет район. Не видно борьбы. А что район борется — это без всякой натяжки.
Виталий Андреевич положил перед собой стопку чистой бумаги, но ручка, уже изготовившись писать, надолго замерла и только потом из крупных круглых букв составилась первая фраза. Дальше пошло легче. Дубов писал о том, ради чего и будет отчет, — о работе партийных организаций, о роли коммунистов, поставленных на самые горячие точки кормовой страды.
…А к Уваловскому району, все ускоряя свой бег и набирая силу, двигалось еще одно злое порождение стихии. Ураган возник в соседней области в зоне перепадов давления, температур и еще каких-то атмосферных явлений. Сначала он только поигрывал пылью на дорогах, трепал листву и рвал ее, взметывая под самые облака. Но потом сгустил над собой тучи, рассвирепел и ринулся искать поживы.
Когда Виталий Андреевич, прихватив кипу бумаг, чтобы вечером еще поработать, шел из райкома домой, он подумал, что может к ночи соберется гроза. Уж больно ныло все тело и трудно дышалось. Но по небу неспешно стекали к северу безобидные белые облака.
Жена неделю назад уехала со своими шестиклассниками на экскурсию в Ленинград, и он домовничал один.
Виталий Андреевич открыл окно, чтобы освежить застоявшийся воздух, поплескался в холодной воде, смывая пот, достал из холодильника бутылку кефира и с наслаждением выпил его. Сразу стало легче. Полежав четверть часа на диване, он сел к столу, разложил принесенные бумаги.
Дубов не сразу понял, что произошло. Но вот с треском хлопнула оконная рама, дзенькнули осыпающиеся на пол стекла, комната наполнилась густой горячей пылью. Дом содрогался, будто по его бокам стали непрерывно бить чем-то мягким, но тяжелым.
С трудом отжав придавленную ветром дверь, Виталий Андреевич вышел на крыльцо, глянул вдоль переулка, глянул вверх, и холодок еще неосознанного страха зябкой дрожью пронзил все тело.
В вышине черного неба часто вспыхивали тусклые молнии, но грома не слышно за свистом и гулом ветра. На крышах скрежетало и хлопало задранное железо, звенели падающие из окон стекла. Невесомо, как бумажки, по переулку летали листы шифера, какое-то лохматое тряпье, ветки деревьев. Все это взмывало на невидимую высоту, грохалось на землю и снова, подхваченное неудержимой силой, улетало прочь. Но вот в переулок с завыванием ворвался черный столб вихря, похожий на гигантское неведомое чудовище. Покачиваясь, то приплясывая на одном месте, то делая прыжки, вихрь походя снял крышу стоящего неподалеку дома и она, растерзанная на куски, исчезла. В переулке рос огромный тополь, о котором даже
Все это Дубов увидел за какую-то одну-единственную минуту. Он был оглушен и заворожен стихией, и только увиденное пламя пожаров вывело его из оцепенения. Виталий Андреевич кинулся в дом, с трудом попадая пальцами в отверстия телефонного диска, набрал номер дежурного райкома.
— Райком партии, Травин, — ответил инструктор отдела пропаганды и агитации.
— Дубов говорит. Я сейчас приду. Юрий Петрович, звони по хозяйствам, выясняй обстановку. Но в первую очередь в пионерский лагерь.
О лагере, где находилось несколько сот ребятишек, Виталий Андреевич подумал в ту самую секунду, когда увидел, как взметнулась в воздух целая крыша дома и как легко рухнул тополь.
— Я туда позвонил сразу же, — ответил Травин, — но связи нет. Видно, линия оборвана.
— Тогда вот что… Слышишь меня?
— Да-да! Слышу!
— Звони в милицию. Впрочем, я сам. Звони на подстанцию, пусть отключат поселок.
Дубов уже набирал другой номер.
— Дежурный райотдела Нефедов слушает!
— Дубов говорит. Геннадий Петрович, у тебя есть кто под рукой с машиной или мотоциклом?
— Старший сержант Решетов.
— Пошли его в пионерский лагерь. Надо проверить, как там. Впрочем, дай мне его, — Виталий Андреевич не знал этого Решетова, но представляться и объясняться не стал. — Слушай, Решетов! Гони в пионерский лагерь. Если что — уводите детей в Селезневку. Но идти только по открытому месту. Ни в коем случае не по лесу! Ты меня понял, Решетов? Немедленно! Слышишь, немедленно! Дай трубку дежурному… Слушай, Нефедов, на Верхнем конце пожары. Если что — я буду в райкоме.
Задыхаясь в пыли и сплевывая песок, он еле брел, наклонясь и почти падая, но тугая струя ветра разгибала его, заламывала назад. Ноги то и дело путались в спиралях оборванных проводов. Вся центральная улица была завалена ветками, вершинами, целыми деревьями, колотым шифером и стеклом. Перед самым райкомом был вывернут с корнем и лежал поперек улицы еще один громадный тополь…
Старший сержант Юрий Решетов, год назад начавший милицейскую службу, был хоть и молод, но достаточно подготовлен к тому, чтобы сразу принять на себя тревогу секретаря райкома и почувствовать всю серьезность его слов.
— Не задерживайся там! — крикнул Юрию Нефедов, когда тот уже гремел каблуками по ступенькам крутой лестницы.
— Гляну и сразу назад! — не оборачиваясь, тоже прокричал Решетов.
Вставить ключ зажигания — секунда. Крутнуть заводную педаль — еще секунда. Вскочить на сиденье мотоцикла — еще секунда. Чтобы не плутать заваленными улицами, Юрий решил обогнуть поселок по окраине, а там четырнадцать километров для мощного «Урала» — не расстояние.
Той же дорогой, добавляя страху включенными сиренами, к Верхнему краю мчались две пожарные машины. Там, на краю поселка, уже местах в пяти или шести бились, опадая и вздымаясь, багровые сполохи огня.