Зодчие. Скитания
Шрифт:
– На все воля аллаха…
– Так вот, друг: коли полезен будешь, башка твоя на плечах останется. Утром отведем тебя к воеводе. Спи, коли можешь.
Скоро в русском стане водворилась тишина.
Так проходили боевые ночи под Казанью.
Глава XIV
Никита Булат у Едигера
Ветры с севера приволакивали снежные тучи. По ночам морозило, лужи покрывались коркой льда. Утром белый иней устилал землю, деревья, палатки, землянки и шалаши воинов, богатый царский шатер, крытый дорогой парчой.
Предводители
Муллы призывали народ к терпению и напоминали верующим:
– В рамазан [164] не едят же по целым дням!
– Зато ночью едят! – возражали раздраженные слушатели.
– Ночью спать надо, а не есть! – вывертывались хитрые муллы. – А кто терпеть не хочет, ступайте к урусам: там с вас с живых кожу сдерут – боярские седла обтягивать!
164
Рамазан – мусульманский пост; верующие постятся днем, но ночью могут есть что угодно и сколько угодно.
Но в народе шел слух, что урусы обращаются с перебежчиками совсем не так сурово, как твердят муллы и беки. Русские старались доказать это осажденным. Пленников выпускали под самые стены, и они бодро орали:
– Эй, люди! Сдавайтесь московскому царю! Он справедливый, он щедрый, пленных не бьет, хорошо кормит!
Со стен отвечали:
– Уходите, собаки, изменники! Стрелять будем!
– Урусы не побили, а вы бить собираетесь?
– Голова предателя не должна оставаться на его плечах!
– Снимите, если можете!..
Камай-мурза часто появлялся под стенами и тоже уговаривал сложить оружие, обещая милость русского царя.
– Этот Камай, должно быть, заговорен, – завистливо твердили голодные казанцы: – его и стрелы не берут. Молодец, вовремя к урусам убежал!
– Краснобородым хорошо, – летал шепоюк: – они запасли еду.
– И запасать нечего: у них во дворах живой махан [165] ржет…
– Махан!.. У-уй… – Собеседники облизывали пересохшие губы.
165
Махан (татарск.) – конина.
Нишану Джафару-мирзе пришла хитрая, как ему показалось, мысль. Никита Булат не соглашался работать на татар – значит, надо использовать его по-другому.
Джафар-мирза приказал привести Никиту из тюрьмы. Булат явился в сопровождении Ахвана, изнеможенный, страшно похудевший, но по-прежнему крепкий духом.
– Держишься, старик? – удивился управитель и неожиданно добавил: – На волю хочешь?
– Кто же отказывается от воли!
– Мы тебя отпустим.
– Из тюрьмы освободите? – спросил Булат.
– Из Казани выпустим, к своим пойдешь!
– Наверно, неспроста такая милость?
Джафар-мирза понял
– Что ты сказал, старик?.. А, ты хочешь знать, что должен за это сделать? Немного. Ты хоть и в зиндане, а знаешь, что ваши город взять не могут. И никогда не возьмут: только новые тысячи и тысячи трупов уложат под нашими стенами. А зачем? Жизнь человека – дар аллаха, и бесцельно отдавать ее – грех…
– Сладко поёшь, – не удержался Никита. – Не верится мне, что тебе русских жалко стало!
Джафар-мирза продолжал, не слушая старика:
– Мы тебя выпустим во время вылазки. Скажешь, что удалось убежать. Пойдешь к царю Ивану и посоветуешь бросить осаду…
– Царь Иван только и ждет моего совета! – усмехнулся Булат.
– Ладно, не советуй, – согласился Джафар. – Просто скажи: «Сильна Казань! Много в Казани храбрых воинов, бесчисленны запасы оружия, на два года хватит пищи. Источник воды подорвали порохом, а у них другие есть…»
– И ты веришь, что я это скажу царю?
– Слово дашь – поверю! – серьезно ответил управитель.
– Жаль, я не обманщик, – молвил Никита. – Если б я обещания рушил так легко, как вы, казанцы, я б десять клятв дал, а царю Ивану Васильевичу сказал бы: «Не уходи от города, государь! Изнемогает Казань, и близок ее конец. Со славой заканчивай великое дело, государь!»
Лицо управителя побагровело от гнева, но он сдержался и долго уговаривал Никиту, обещая за услугу золото, драгоценные камни. Старик остался тверд.
Через два дня, думая решительно воздействовать на Никиту, его повели к самому хану Едигеру.
Булат с тревожным любопытством осматривался, идя по улице под конвоем кривого Ахвана и силача-привратника Керима. Дорогу перегородило шествие: сотни татар с диким воем, качаясь вправо и влево, двигались вперед в сумасшедшей пляске. Рослый дервиш [166] со страшными глазами, возглавлявший процессию, был обвешан амулетами, [167] ножами и кинжалами, дребезжавшими и стучавшими друг о друга при каждом его движении.
– Святой… – прошептали спутники Никиты, кланяясь дервишу до земли.
166
Дервиш – мусульманский монах.
167
Амулет – предмет, носимый суеверными людьми как волшебное средство, предохраняющее от несчастья.
Дервиш потрясал зеленым значком на длинном древке; его ученики колотили в бубны.
– Аллах великий, милосердный! – кричал дервиш. – Пошли нам победу над гяурами! – И он снова терзал длинными ногтями израненную грудь.
Следуя примеру дервиша, и другие царапали лицо, кололи себя ножами… Сумасшедшие глаза, исступленно машущие руки…
– Хорошо, старик, что ты по-татарски одет! – прошептал кривой Ахван. – Если бы узнали, что ты – урус, разорвали бы на клочки.
Вздохнули свободно, когда дервиш и его спутники скрылись за углом.