Золотая цепочка
Шрифт:
И опять та же дата 19 июня 1941 года.
Наверное, майор Лукьянов был очень доволен этим днем, 19 июня. Расследование едва начато и сразу столько существенных фактов…
В тот же день Лукьянов встретился с доцентом Кашириным. Вот написанное знакомым каллиграфическим почерком объяснение Вячеслава Ивановича. Вчера Зубцову он сказал то же, что и тридцать лет назад майору Лукьянову. Пожалуй, только и есть два отличия. Каширин подробно говорил Лукьянову о ювелире Иване Северьяновиче Никандрове… Лукьянов встретился с ним и записал показания о цепочке в виде змейки-медянки
И еще… Упоминание о Якове Филине, пьяном буяне, по которому Славка Каширин выпалил из пушки, чем-то явно насторожило Ивана Захаровича. Он написал запрос о судьбе Филина и 21 июня получил ответ:
«Филин Яков Иванович, 1875 г. рождения, уроженец прииска Богоданного Таежинского уезда Краснокаменской губернии. В 1920 — 1927 годах неоднократно судим, четырежды бежал из мест заключения. 12 сентября 1927 г. военным трибуналом СибВО приговорен за контрреволюционную деятельность и бандитизм к высшей мере наказания. 25 сентября 1927 года приговор приведен в исполнение».
И новые записи Лукьянова.
«Истребовать из архива трибунала СибВО материалы по обвинению Филина Я.И. Установить родственников Филина. 23 июня выехать в Ленинград для встречи с Аксеновыми».
Копий запросов в архивном деле не было. 23 июня 1941 года майор Лукьянов не выехал в Ленинград. В тот день он написал начальнику архива: «В связи с моим отъездом в действующую армию возвращаю на хранение уголовное дело № 405 и добытые мною в ходе доследования настоящего дела материалы».
Полковник Лукьянов истребовал из архива дело № 405 в сентябре 1946 года.
Зубцов перелистывал документы… Копия свидетельства о смерти Аристарха Николаевича Аксенова. Копия свидетельства о смерти Агнии Климентьевны Аксеновой, бывшей Бодылиной. Сообщение об Овсянникове: «В мае 1942 года под Харьковом пропал без вести». Сообщение из Новосибирска: «Уголовного дела по обвинению Филина Я. И. в архивах трибунала не обнаружено». Справка о родственниках Филина: «По данным церковных архивов, в июне 1911 г. родился сын, Филин Степан, место рождения прииск Богоданный Краснокаменской губернии. Местожительство в настоящее время неизвестно. Других детей, а также братьев и сестер Филина не установлено». Протоколы допросов бывших соседей Аксеновых по ленинградской квартире: «Аксеновы отличались общительным, мягким характером. До войны жили в соответствии с профессорским жалованьем Аристарха Николаевича. Наотрез отказались эвакуироваться из Ленинграда. В блокаде крайне бедствовали. Аксенов скончался от голода».
Протокол осмотра бывшей квартиры и дачи Аксеновых, угловатые строки Лукьянова: «…тайников и признаков хранения драгоценных металлов в указанных помещениях не установлено».
Предпоследним в деле подшит протокол допроса репатрианта из Манчжурии Павла Елизаровича Потапова, сына бывшего компаньона Бодылина…
Зубцов физически, точно все это происходило с ним самим, ощущал, как скверно было на душе у Лукьянова. Такое случается на ночной улице. Ночь темна, где-то впереди видны два-три освещенных окна. Но вот погасли и они, и взгляд
Наверное, Иван Захарович Лукьянов пережил нечто похожее, когда писал свое постановление:
«В связи с тем, что после убийства золотопромышленника Бодылина К. Д. истекло уже 25 лет, основные свидетели умерли либо пропали без вести, а также в связи с тем, что в течение всего этого срока ни по одному делу не вскрыто так называемое бодылинское золото, в настоящее время не представляется практически возможным установить ни обстоятельства гибели Бодылина, ни места нахождения его возможных тайников с золотом, на основании вышеизложенного постановил: дело № 405/25 дальнейшим производством прекратить».
Анатолий вздохнул сочувственно, пододвинул к себе служебный бланк и стал писать:
«Москва, 3 июня 1971 года. Я, старший инспектор УБХСС майор Зубцов А. В., рассмотрев рапорт старшего лейтенанта Федорина Э. Б. о событиях, имевших место в доме ювелира Никандрова И. С., допросив свидетеля Каширина В.И., а также ознакомившись с материалами дела № 405/25, постановил: принять настоящее дело к своему производству».
Работу Зубцова прервал телефонный звонок.
— Товарищ майор, к вам с повесткой гражданин Потапов Павел Елизарович. Прикажете пропустить?
В кабинет вошел грузный мужчина лет пятидесяти. Вежливо наклонив голову, покачивая объемистым портфелем, приблизился к столу, основательно уселся на стул, расправил складки на брюках и сказал с достоинством:
— Меня крайне удивил вызов к вам.
— Чему же удивляться. Такое у нас учреждение, обращаемся к разным людям за разъяснением и помощью.
— Если за помощью, я всегда готов, чем только могу. Но учреждение у вас действительно специфическое… Так чем же я могу быть вам полезен?
— Ваш покойный отец, Елизар Петрович Потапов, был компаньоном золотопромышленника Бодылина…
— Приказчиком, скорее. Только приказчиком.
— Ну, двенадцать паев в деле для приказчика многовато, — напомнил Зубцов. — Почти столько же, сколько имел граф Бенкендорф в момент основания Бодылинской компании. В «Списке владельцев частных золотопромышленных предприятий» ваш отец значится компаньоном Бодылина…
— Преувеличение! Опечатка! Отец был в постоянном конфликте с Бодылиным, не разделял его взглядов.
— Это в каком же смысле?
— Отца возмущала потогонная система заведенная Бодылиным на прииске. Бодылин-то, любого спросите, был сущим кровопийцей. Отец постоянно добивался от него прибавки жалованья рабочим, улучшения жилищных условий, техники безопасности, большего участия рабочих в делах компании. Если бы не отец, дело дошло бы до повторения Ленских событий…
— Словом, ваш отец ратовал за этакий мини-социализм? — насмешливо заметил Зубцов. — При сохранении своих двенадцати паев. Так горячо ратовал, так любил рабочих, что, когда рабочие взяли власть… сбежал в Манчжурию, чтобы там вести социалистическую пропаганду… среди семеновцев. Ведь вы, Павел Елизарович, родились в Манчжурии.