Золотая дева
Шрифт:
– Мы очень ждем вашего рассказа, – подбодрил женщину интервьюер.
Анастасия вдруг выпалила – торопливо, срывающимся голосом:
– Елена? Любит Лизу? Да девочка ей за одним нужна – похвастаться. По субботам иногда приказывает мне: одеть ребенка понаряднее, обязательно чтобы бант в волосах, и тащит Лизочку куда-нибудь в галерею или на прием, где народу побольше. Чтобы людям показать, какая у нее дочечка.
– Но ведь все родители гордятся своими детьми, – парировал журналист.
Однако Настя вдруг осмелела. Метнула в камеру насмешливый взгляд и произнесла:
– Ага. Только Лизочка мне призналась: все эти вечеринки,
– Ходят слухи, что Елена очень груба с дочкой. Это действительно так? – последовал очередной вопрос.
– Ну… иногда утром мать входит в комнату, а Лиза «доброе утро» сказать забудет. Ну, и Елена ей тогда: «Чего молчишь? Здравствуй, задница!» Лизочка сразу плакать начинает, а мать еще пуще злится. Кричит на нее: «Ну, что ты все время скулишь?»
Няня на экране мстительно улыбнулась.
– Елена часто играет с дочкой? – продолжал журналист.
– Играет? Не смешите меня! – Анастасия с каждым новым вопросом чувствовала себя все увереннее. – И не играет, и говорит всегда, что нет у нее времени на всякие глупости. По будним дням она уезжает, когда Лизочка спит еще. А в выходные: девочка часов в восемь просыпается, завтракает, идет гулять – мама еще спит. Часов в двенадцать глаза продерет, выйдет, постоит на улице, но если Лиза зовет ее с горки вместе съехать или, там, в мячик поиграть, только отмахивается. А в половине первого я уже иду Лизу обедом кормить, а мадам собирается и уезжает по своим делам – ну, косметика, там, массаж, интервью…
– Говорят, Елена любит искусство. Она пытается как-то приобщать к этому дочку? – переменил тему журналист.
– Я в искусстве ничего не смыслю, – отмахнулась няня. – У нас в гостиной одно время стояла картина – голая женщина. Ноги на ширине плеч, руки расставлены, во весь рост. Весь срам, как говорится, наружу. Я сначала думала, что это Елена, – лицо похожее, но мне объяснили, что это страшная редкость. Потом ее убрали. Еще долгое время были разложены на столе журналы со скульптурами обнаженных женщин и мужчин и с фотографиями всех поз из индийских храмов. Понимаете, о чем я: об этих, которые неприличные. Хорошо, Лиза маленькая еще. Не понимала… Но журналы разглядывала.
– Чего она врет?! – возмущенно пробормотала Кася.
Маша приложила палец к губам – не время сейчас болтать, действо на экране, похоже, приближается к своей кульминации.
Журналист вкрадчиво произнес:
– А что случилось в вашем доме вчера?..
– Ох! – няня театральным жестом воздела руки. – Да просто зла не хватает!.. Была суббота, и Лизочка знала, что мама дома. Попросилась у меня сходить к ней. Ну, я же не могу запретить, когда ребенок хочет повидаться с собственной матерью. И Лиза отправилась к Елене в спальню. Не стучалась, конечно, она же ребенок! А через пять минут вдруг прибегает, глазенки круглые, испуганные. И шепчет мне: «Няня, няня!.. Там, в спальне, там…» А сама заикается, дрожит, ничего объяснить не может. Я, конечно, вскочила – и бегом туда. Открываю дверь: в спальне Елена. В халатике. И фигурист ее. Рубашку застегивает… Ну, знаете – тот, с которым она в «Любви на льду» в паре катается. Я ахнула, бормочу:
Голос Анастасии кипел праведным гневом, лицо пылало. И стояла она уже не понуро – воинственно расправила плечи, скрестила руки на груди. Патетически молвила:
– Вы представляете – взрослая женщина, мать, и настолько безответственно себя ведет? В собственном доме, практически на глазах у ребенка, развлекается с любовником!..
– А где в тот момент находился муж Елены? – деловито поинтересовался журналист.
– Макар Миронович уехал на переговоры. Вернулся в тот день только к обеду, – откликнулась няня.
– Вы рассказали ему об утреннем происшествии?
Анастасия замялась. Вновь опустила голову.
– Так да – или нет? – не отставал интервьюер.
– Ну… Макар Миронович… я не хотела его расстраивать, конечно… но он ведь и раньше обо всем догадывался… Да и нужно же, чтобы хоть кто-то Елену на место поставил! А то ведь совсем зарвалась! – возмущенно закончила няня.
Экран погас и через долю секунды высветил лицо ведущего. Тот развел руками и произнес:
– Как говорится, без комментариев. Смотрите в нашей следующей программе…
Кася выпустила пульт из рук. Пробормотала:
– Во, дела!..
Маша растерянно спросила:
– Это… действительно правда?..
– А я знаю? – задумчиво произнесла горничная. – Про журналы – точно брехня. Я в гостиной всегда убираю и никакой там «Камасутры» сроду не видела. Только альбомы с картинами. Голые тетки, конечно, встречаются – но то ж типа искусство…
– Да бог с ними, с журналами, – отмахнулась Мария. – А что фигурист?
– Ну… Тоже как-то странно, – наморщила лоб Кася. – В дом он к нам, если приемы какие, приходил, конечно… А иногда и после тренировки вместе с Ленкой приезжали, чай пили. В гостиной. Но чтобы в спальне… И прямо трахаться… да еще дверь при этом не запирать? Нет, такого не видела. Да и зачем это хозяйке? Гостиниц, что ли, нет? К тому же Илюшин – холостяк, у него квартира своя имеется… Да и у Кривцовой в городе есть жилье.
– Что поделаешь, если именно здесь им приспичило? – возразила Маша.
– Да всяко бывает, – задумчиво произнесла Кася. – Я могла пропустить, конечно… Но только чтоб Настька увидела такое и промолчала? Да ни в жизнь! У нее язык вообще без костей. Сразу бы доложила – всем нам.
– Может, испугалась просто такое рассказывать, – пожала плечами Маша.
– Она бы все равно сначала рассказала – и только потом бы корить себя начала, что выболтала. Характер такой… – уверенно произнесла Кася.
– Слушай, – задумчиво спросила Маша, – а когда, интересно, была сделана эта запись?..
– Я откуда знаю? – вскинула брови горничная.
– Ну, хорошо. А когда этот фигурист последний раз в дом приходил?
Девушка задумалась:
– Ну… С месяц назад где-то… Еще Настька работала… И выходной день был. Суббота, кажется…
– А убили Настю?..
– Через день. В ночь на понедельник, – эхом откликнулась Кася.
– Запись, видимо, сделана в воскресенье. Потому что журналист ей говорит: расскажите, что случилось в вашем доме вчера.