Золотая дуга

Болдырев Виктор Николаевич

— Да где же его искать?

— Оленеводы сейчас стоят у больших наледей, первые комары появились, и олени находят у тарынов избавление.

— Ладно… найдем вашего приятеля, наледи в хребте есть и большие.

Вертолет взмыл в небо и через десять минут парит уже над пустынными долинами Уш-Урэкчэна…

— Нашли!

Командир вертолета, блеснув белозубой улыбкой, кивает вниз.

На зеленой мшистой террасе, у белого языка наледи, галопируют по кругу олени, испуганные ревом винта. Их здесь голов пятьсот. Крупные, светлошерстные, знакомые горнотаежные олени Синего хребта. Гигантской стрекозой вертолет кружит над тарыном. Голубоватый ледяной щит покрывает русло во всю ширь долины. Горная река ветвится под щитом. Сквозь лед это, конечно, не видно, но вековое потепление климата, сократив некогда величественную наледь, освободило побелевшее галечное ложе, израненное ручьями.

Последний вираж…

Земля встает дыбом. В иллюминатор видим шатер яранги, одинокие фигурки людей. Одна из них приплясывает, воздевая руки к ревущей алюминиевой стрекозе, нависающей над стойбищем. Вихрь от винта пригибает травы, взметает листочки тальников. Чудесный летательный аппарат щупает колесами болотные кочки и осторожно ставит надутые глины между торфяными буграми.

Гибкий четырехлопастный винт еще крутится. Поскорее бы выпрыгнуть, побежать навстречу этим людям, застигнутым врасплох в далеком горном убежище. Вокруг синеют сопки, запирающие долину, млеет белым маревом наледь. Неподалеку сгорбленный старик опирается на посох, тот, кого мы ищем. Черные прямые волосы спадают на плечи из-под замшевого капора, в руке погасшая трубка. Лицо красноватое, нос орлиный. Молчаливо разглядывает он странную металлическую стрекозу, опустившуюся на болото.

Старик знаком: встречал его в стойбище Синего хребта много лет назад. Рядом ламутский чум, похожий на вигвам. На поваленных лиственницах упакованные переметные сумы, расшитые узорами. Видимо, обитатели стойбища собираются перекочевать на новые пастбища. У чума знакомимся с сыном и дочерью старика. Лица у них усталые: вдвоем пасут стадо отца. Трудно удержать в горах в комариную пору живой как ртуть табун. Вот и все, что осталось от могущественного королевства «Горных Орлов». Оно разрушилось, растаяло быстрее наледи…

Собрались вокруг старика и летчики, и пассажиры вертолета — геологи. Старик спокойно курит трубку, выточенную из березового корня с блестящим медным запальником. По-русски он не говорит. Переводит дочь. Сын, похожий на молодого Ходьяло, стоит молчаливо, опираясь на посох. Трудно живется «робинзонам по своей воле». Ни радио, ни газет, ни людей, фактория далеко, в горах одна пища — оленье мясо да рыба.

Спрашиваем (деликатное дело!), не пора ли в совхоз подаваться. Старина разводит руками, все равно: ему уже девяносто восемь лет, главный здесь сын Алексей. Любит он своих оленей, каждого в «лицо» знает, задумал новую крупную породу вывести. Даже скрещивает с диким оленем. И главное: толк получается, олени как на подбор, на ладонь выше, чем в стадах совхоза. А счастья нет. Трудно в одиночку его добыть…

Летчики дивятся — последний единоличник Чукотки, да и, пожалуй, всего Полярного Севера. Ну что им надо? Забрались в дикие горы — ни себе, ни людям пользы?

Небо стало фиолетовым. Гигантской стрекозой застыл вертолет на болоте, у одинокого вигвама.

— Пора…

Распростились с омолонскими отшельниками. Взлетели над скалистыми вершинами, развернулись по курсу — спешим вернуться на усадьбу совхоза к последнему контрольному сроку.

Летим над широченной долиной Омолона. Ветвятся сотни проток, сливаются в могучее русло. Острова в зеленых шапках тополиных рощ. Обсуждаем впечатления беспокойного дня. Раздумываем, как быть с последними омолонскими отшельниками в новом мире, далеко шагнувшем вперед. Вдали, у круглого озера, на плоской террасе подымаются фиолетовые столбики дыма — близко поселок, гостеприимные люди Омолона.

— А что, если…

Вдруг вертолет идет в глубокий вираж, тревожно гудит в кабине сирена. Командир вертолета кивает вниз. По мшистой террасе пружинистой иноходью бежит лосиха, позади, не отставая ни на шаг, длинноногий лосенок.

— А что, если в самом деле привлечь Алексея в совхоз? Оставить сколько полагается оленей в личное пользование, купить у него излишек поголовья, выделить из стад совхоза лучших важенок и влить в табун Алексея. Пусть выводит на здоровье новую породу оленей для совхоза. Зарплату бригадирскую дать, снабжать, как и все бригады, вовремя продовольствием, товарами. Обязательно поговорим об этом с Пестовниковым.

Вертолет приземлился. Прощаемся с летчиками, как с лучшими друзьями. Завтра полетим в дальние бригады южного отделения совхоза, к обитателям Синего хребта, родившимся вновь.

В эту ночь долго не мог уснуть. Развесил на бревенчатой стене в домике лесника карту Чукотки, развернул дневник. Сбылись самые смелые мечты. Все, о чем мечтали когда-то у бивуачных костров, в долгие полярные ночи, не засыпая в спальных мешках. Чукотка совершила скачок через столетие…

В годы войны ее хозяйство двигалось вперед черепашьими шагами. Внутренние районы — верховья Анюев, Чауна, Амгуэмы, Анадыря, Пенжины, Омолона — томились под властью последних магнатов и шаманов тундры.

На месте рухнувшего королевства в бассейнах Омолона, Анадыря, двух Анюев и Чауна разместилось кольцо мощных оленеводческих совхозов — живая фабрика мяса вокруг золотопромышленных и горнорудных центров Чукотки. Людям, добывающим драгоценный металл, не страшны никакие случайности. Оленеводческие совхозы и колхозы Чукотского округа имеют восемьсот тысяч оленей!

В путешествии я увидел настоящее, прошлое и будущее своих героев. Всю ночь после полета писал обновленный план второй книги «Гибели Синего Орла».

Под утро разбудил Ксану. Она испуганно высунулась из спального мешка, заметила карту и успокоилась.

— Очередной маршрут?

Целый год мы были в пути, Ксана полюбила Север, лепила его героев и не стремилась домой.

— Вот посмотри… план новой книги. А это маршрут, совсем крошечный — три тысячи километров. Понимаешь, надо пройти по следам наших героев.

Ксана потянулась и села, откинув меховую опушку спального мешка.

— А ну покажи карту…

* * *

Память о землепроходцах хранит последняя оборонительная башня древнего Якутска.

Наследие старины - деревянная торцовая мостовая.

После первой экспедиции мы встретились в Якутске (слева направо: Малыш — Николай Григорьев, Виктор Болдырев и Вячеслав Успенский)

<