Золотая Колыма
Шрифт:
Вслед за Калинкиным двинулись через Олу на Колыму торговые люди Шустовы, Соловьевы, Бушуевы и даже пронырливые американцы фирмы «Олаф Свенсон и К»- Выпала на долю бедного, богом забытого селения Ола честь служить морским портом н исходным пунктом великого, на сто оленьих переходов, Колымского тракта.
Ходил по этому тракту, искал и другие удобные пути тот самый Розенфельд, приказчик благовещенского купца Шустова, что узрел однажды молниеподобные жилы и стал первым провозвестником несметных сокровищ золотой Колымы. За ним увязывались конюхами охотские старатели Михаил Канов, Иван Бовыкин, Софей Гайфуллин и тот самый Бари Шафигуллин, легендарный Бориска, что прятал колымские самородочки от самого себя и был похоронен якутами Михаилом Александровым, Николаем Дмитриевым и Колодезниковым в своем шурфе. Конюхи-старатели иногда вместе, чаще тайком друг от друга вымывали па речных косах небогатое косовое золотишко, потихоньку сплавляли его торговым и церковным людям.
После смерти Николая Якушкова, а умер он в двадцать первом году, когда белая банда Бочкарева высадилась в Оле, остались не только пятистенный дом с пристройками, не только шкурки белок, лисиц, горностая, всякая мануфактура и галантерея, но и деньги разной валюты: американские и мексиканские доллары, японские иены, золотые империалы, разменное серебро царской чеканки и 273 золотника россыпного, еще не очищенного, шлихового золота.
В ольской Богоявленской церкви после того, как ее пограбили бочкарёвцы, наряду с американскими н мексиканскими долларами, японскими иенами и романовскими рублями обнаружили такое же россыпное золото, правда немного, всего шесть золотников.
А когда упразднили в Оле торговую фирму «Олаф Свенсон и К» и Ольский волостной ревком реквизировал ее капиталы, то и среди них оказалось 244 золотника шлихового золота.
Откуда оно, шлиховое? С материка сюда не повезут. Может, из Охотска? А может, и с Колымы. Золото светлое, да дела темные. И неспроста будоражно погуливала молва о колымском золоте, хотя говорили, что его никто и не видел.
Когда в 1921 году высадился в Оле есаул Бочкарев и начал грабить так, как и купцы не грабили, то ведь и он своему начальству во Владивосток с похвальбой телеграфировал: «Сижу на золоте и одеваюсь мехами».
При бочкаревщине-то и появился в Оле рязанский мужик Филипп Поликарпов. У ставленников Бочкарева он доверием не пользовался, приладился к бесхитростному татарину Софею Гайфуллину, а тот проживал у якута Александрова. Под честное слово богатого якута и за счет бочкаревского поручика Авдюшева ольская лавка американца Олафа Свенсона выдала Поликарпову, как сказано в торговой книге, «на золотые работы» 10 кулей муки, 13 фунтов кирпичного чая, 28 фунтов табаку, 5 фунтов мыла, 3 фунта свечей, 8 фунтов сухих овощей, 3 рубашки, 3 карандаша, топор, лопату, ножницы, гвозди, порох, дробь и еще кое-что по мелочи на 462 рубля.
Вышли Поликарпов и Софейка по крепкому насту ранней весной 1923 года. Повел Гайфуллин Поликарпова по тому пути, по которому с Розенфсльдом ходил. Все лето бродили, но ничего не нашли. Пришлось бы расплачиваться с бочкаревцами своей кровью. Но на их счастье, к тому времени с бочкаревщиной было покончено, Авдюшева расстреляли.
Когда после разгрома Бочкарева на Охотском побережье окончательно установилась Советская власть, первым председателем Ольского ревкома был назначен Иван Бовыкин, а соседнего, Ямского,— Михаил Капов. Они значились рабочими золотой промышленности и единственными в этом крае представителями пролетариата. Взялись за дело ревкомовцы по-революционному, все нетрудовые золотые запасы, у кого они были, реквизировали, в 1924 году организовали Ольско-Ямскую трудовую горнопромышленную артель.
Было это в сентябре, как раз когда снова вернулись из колымской тайги Филипп Поликарпов и Софей Гайфуллин. Они били шурфы в верховьях Хиринникана и зацепились за золото. Выбили четыре шурфа, на большее не хватило сил. Ревкомовцы решили во главе своей новой артели поставить Поликарпова и двинуться на Хиринникан в следующем году. Но крепкий мужик Филипп Романович зацинговал, Гайфуллина за какие-то темные прошлые делишки под конвоем отправили в Николаевск-на-Амуре. Ольско-Ямская трудовая горнопромышленная артель распалась.
В 1926 году в истории селения Ола произошел поворотный момент. Был образован Ольский район, и небольшое село стало административным центром. В апреле на Первом районном съезде Советов делегаты от орочей, камчадалов, якутов выбрали исполнительный комитет. В то время во всем районе не было ни одного партийца, в исполкоме оставили для него место и запросили коммуниста из окружкома ВКП(б). Из Охотска приехав Михаил Дмитриевич Петров. Он и стал первым председателем Ольского райисполкома и первым и единственным долгое время членом партии на весь огромный район.
Решительный, боевой, горячий, он развернул активную деятельность, иногда в своем стремлении поскорее вывести край из дикости перегибал палку, но за два года сделал многое. Неспроста прозывали его Петром Первым. Лежава-Мюрат, когда встретился в Охотске с Билибиным, наставительно советовал ему «следовать указаниям предрика Петрова, единственного надежного работника, считаться с его резкостью и прямотой».
Петров обратил внимание и на колымское золото, хотя оно находилось за пределами его района. В 1926 году Поликарпов, Канов и Бовыкин, по разрешению председателя райисполкома, забрали в ольской кооперативной лавке на две тысячи продуктов и снова артелью направились на заветный Хиринникан, называя его по-русски Середнеканом и Среднеканом.
Там, в левом истоке, они пробили пятнадцать шурфов. Содержание было небогатое, полдоли на лоток, но попался один шурфик и с тремя долями. Беда была в том, что все шурфы оказались на таликах, воду не отольешь. Словом, заработали немного, но вернулись с великими надеждами и, по совету предрика, направили Поликарпова в Охотск на переговоры с уполномоченным Дальгосторга Миндалевичем делать заявку. Переговоры, как известно, закончились арестом Филиппа Романовича.
В начале 1927 года он, освобожденный прокурором, возвратился в Олу, и с помощью райисполкома артель снова снарядилась на Среднекан. Летом прошла ниже левого истока и в устье безымянного ключика, опробуя каменистую сланцевую щетку, сразу же вымыла шесть крупных золотин. На ключике Безымянном — так они его окрестили — артель проработала до ноября и намыла более двух фунтов. С этим золотом в зеленой бутылочке из-под сакэ Филипп Романович, снова рискуя своей свободой, вторично объявился в Охотске. Но тут был уже другой уполномоченный — Лежава-Мюрат, и загорелась звезда Поликарпова, а вместе с нею вспыхнула и та золотая лихорадка, которую Мюрат пытался пригасить всеми своими правами и силами, но не очень успешно.
Первым вышла из Охотска в Олу артель какого-то американца Хэттла и Сологуба. В самой Оле Бовыкин и Канов, не дожидаясь возвращения Поликарпова, снова организовали артель. Как только море освободилось ото льда, еще одна артель, Тюркина, на вельботе приплыла из Охотска в Олу. С первым рейсом парохода «Кван-Фо» из Владивостока в Олу прибыла хабаровская артель. Такого наплыва людей Ола никогда не переживала, кончилась ее вековая спячка.
Билибин, подплывая к Оле, очень надеялся на помощь и содействие предрика Петрова. Но Юрий Александрович не знал, что в это время краевые власти откомандировали Михаила Дмитриевича, единственного коммуниста и надежного работника, и пароход «Кван-Фо», на котором он покинул Олу, в открытом море в непроглядном тумане разошелся с «Дайбоши-мару» где-то между Олой и Охотском.