Золотая Колыма
Шрифт:
Билибин, пытаясь как-то отвлечь столь необычное внимание к Среднеканской дайке, говорил:
— Однако золото, открытое на Колыме,— это не главное. На Колыме, я уверен, может быть найдена вся периодическая система Менделеева...
Но периодическая система Менделеева сотрудников Союззолота интересовала мало.
— Главное,— продолжал Билибин,— Колыма — это наш край, открытый русскими землепроходцами, русский, а теперь советский край. Самый обширный, там может разместиться несколько европейских государств, богатейший, но пока самый необжитый, пустынный и находящийся на самой далекой границе России, Вот что самое главное. И мы должны его осваивать, обживать, заселять, налаживать прежде всего транспорт, поднимать его экономику, хозяйство, культуру. Осваивать этот край надо буквально со всех сторон: с юга — бухта Нагаева, где уже строится морской порт и будет город, с севера — Северный морской путь, река Колыма, которая, как показали только что проведенные исследования экспедиции Молодых, вполне судоходна от устья до приискового района, и ее нужно использовать для снабжения, с запада — от Якутска уже есть тропа, проложенная землепроходцами и местным населением, она должна стать дорогой...
Билибин все эти пути показывал на большой настенной карте.
Но когда обернулся, то увидел, что многие сотрудники, увлеченные среднеканскими пробами, на него не смотрят и его не слушают.
— Простите, мне не здесь об этом нужно говорить,— процедил сквозь зубы Юрий Александрович и пошел на свое место.
— Нет-нет, говорите,— поддержал его Серебровский.— Все это очень интересно и очень важно! И кое-кому из нас не мешает это знать и об этом думать...— И Александр Павлович закончил свою реплику таким крепким словом, что все его сотрудники, и прежде слышавшие подобные выражения, на этот раз замерли и впились глазами в Билибина.
— Да я почти все сказал, Александр Павлович. Могу повторить только, что золото — это не главное, это всего лишь архимедов рычаг, с помощью которого можно поднять Колымский край... Кажется, и вы так говорили, Александр Павлович?
Примерно так. Правда, не о Колымском крае, а вообще... И мысль эта не моя. Так говорил мне Иосиф Виссарионович. Но в общем все правильно! А что же все-таки вы хотите от нас, Союззолота, сегодня?
— Сегодня? Сегодня я прошу на вторую Колымскую экспедицию не меньше миллиона.
Одни ахнули, другие захохотали:
— Аппетит растет во время еды...
— Да вы, батенька, неизлечимо заболели Колымой,— усмехнулся и Серебровский.— Вчера просили шестьсот тысяч, сегодня — миллион. А завтра?
— Завтра? Я еще не прикидывал, но думаю, что потребуется в десять крат больше, ибо считаю, что исследовать Колыму экспедициями — это пить спирт чайной ложкой. На Колыме необходимо создавать целое геологическое управление, свой Геолком. Чтоб не наездами, а постоянно, изо дня в день изучать, исследовать, открывать и тут же передавать в эксплуатацию открытые месторождения.
— Так там должно быть, если продолжить вашу мысль, и самостоятельное приисковое управление, по типу «Дальзолото», «Востокзолото», «Алданзолото»,— «Колымзолото»?
— Несомненно, Александр Павлович. Колымзолото. И направлять нужно туда не таких руководителей, как Бондарев или бездарный инженер Матицев, который не мог отличить осадочные породы от магматических, крупу от крупчатки, а величал себя «оком Союззолота»...
Все засмеялись, видимо, здесь Матицева знали.
Поддержанный этим смехом, Юрий Александрович обратился к Серебровскому:
— Ну почему, Александр Павлович, вместо Оглобина направили какого-то Бондарева? Если Оглобин был слаб как специалист по золотодобыче, то Бондарев и золота в рубашке никогда не видел, смотрит больше в рюмку и кичится своим дореволюционным партийным стажем. Он и Колыму, и партбилет — все пропьет. Почему не послать вместо Оглобина такого прекрасного организатора и настоящего партийца, как Бертин Вольдемар Петрович?
— Опять вы о нем,— улыбнулся Александр Павлович,— да я вам говорил, что у нас таких самородков — раз, два и обчелся. И сейчас Вольдемар Петрович очень нужен на Алдане, сами знаете, что там натворили в его отсутствие... Бертина на Колыму я не могу послать, а вот другого такого же самородка, Улыбина Николая Федоровича...
— Товарищ Улыбин сейчас на Каларе — подсказал кто-то.
— Знаю. Но придется, пожалуй его с Калара отозвать на Колыму... А что касается миллиона...
— Сегодня строгий режим экономии, и с этим надо считаться,— опять вставил кто-то из сотрудников.
— Да вот я, пока товарищ Билибин докладывал, слушал его и прикидывал по своей методе, со всеми поправками на ваш, Юрий Александрович, колымский патриотизм.. Среднеканскую дайку надо разведовать и нужна рудная партия. На поиски россыпного следует поставить не менее четырех партий... Составляйте смету, товарищ Билибин, а там посмотрим, может, урежем, а может, и прибавим. Это верно, одной экспедицией и одной приисковой конторой мы дело не потянем. Главное Колымское приисковое управление организуем в ближайшие дни, и не позже как в январе направим на Колыму новые кадры. Направим, не дожидаясь навигации, из Иркутска через Якутск по той самой тропе, о которой мы говорили... А что касается постоянной геологической базы, Колымского геолкома, как вы выразились,— это не в нашей компетенции. Обращайтесь, товарищ Билибин, в свой Геолком, пока его не реорганизовали. А все, что вы здесь говорили о Колымском крае, его значении, его освоении, повторяю, очень важно. И вы этих мыслей не оставляйте... Не сегодня-завтра я доложу о Колыме Серго Орджоникидзе, а при первой возможности и товарищу Сталину. Начнем, как вы говорите, ратовать за Колыму!..
УЛЫБИНСКИИ ПОХОД
Серебровский слово свое сдержал. Обстоятельно доложил о Колыме наркому тяжелой промышленности Орджоникидзе и, не откладывая в долгий ящик, в том же декабре издал приказ об организации Главного Колымского приискового управления. Главноуправляющим назначил Николая Федоровича Улыбина.
Коренной забайкалец, потомственный старатель, родом с Казаковского золотого промысла — царской каторги,— Николай Улыбин образование получил церковноприходское, но прошел на приисках солидную школу золотого дела, да и читал немало. Управлял Могочинским приисковым управлением, а как открыли Калар, направили его в этот необжитый край руководить прииском «11 лет Октября». Год проработал — начальник Востокзолота Перышкин вызвал в Иркутск:
— Засиделся на Каларе, Николай Федорович?
Вроде нет, дело только налаживается,.
— Есть для тебя дело поважнее. Вот приказ. Новый год встретишь с женой, а через десять дней в поход на Колыму! Собирай экспедицию...
— Что так скоро? Горит?
— Колыма-то? Горит. Послали туда управлять какого-то пьяницу. Выезжай спасать не мешкая, а то, говорят, пропьет всю Колыму Степка Бондарь. А Колыма — второй Калар, может, и богаче. Дело там разворачивается не шуточное. Ты мастер на такие развороты. Тебя и направляем. Навигация закончилась, придется идти на Колыму по суху и до весенней распутицы успеть. Торопись. Не хотел и не хочу я тебя отпускать, но, видать, Билибин уговорил Серебровского. Билибина знаешь? Нет. Ну, узнаешь. Билибин и Улыбин хороши для рифмы в стихах, а сработаетесь ли на деле? Он медведь напористый, ярославский, ты — забайкальский. Сойдутся Европа и Азия. Не уступай.
10 января 1930 года экспедиция Главного Колымского приискового управления из одиннадцати человек выехала из Иркутска. 14 января поезд доставил ее на станцию Невер. Выгрузились, готовы были с подножки вагона топать по Алданскому тракту, а лошадей, что запрашивали телеграммой, нет: угнали на Алдан, вернутся не скоро.
Пошел Николай Федорович стучаться в тесовые ворота, в хоромы высокие, выглядывавшие из частокола резными наличниками. Торговался, подряжал подводы у недобитых торгашей и нераскулаченных лошадников. Три дня ухлопал. Наконец 18 января в шесть часов вечера тронулись на шестнадцати подводах по Алданскому тракту на север.