Золотая лихорадка

Ю Мири

— Я не вижу ничего интересного в играх.

— Что же тогда интересно?

— Может, заниматься чем-то, что имеет ценность…

— Здорово, но что такое ценность?

— Не знаю, может, как раз ищу… — Кёко опустила голову.

— Такое разве можно найти? Вот в играх это можно задать. А по ходу игры ценности постепенно меняются. Были же игры в христианство, в Будду, в них все играли, но полно людей, бросивших эти игры! Это не значит, что ценности исчезли, просто скучно стало, верно? Была игра в Маркса, была игра в Гитлера — то ажиотаж, то спад.

У Кёко не было сил продолжать этот разговор. Разговор — это тоже игра, как лото: сколько ни верти ящик с шариками, правильный шарик,

за который будет первый приз, ни за что не выскочит. Она не надеялась найти не подлежащие сомнению ценности, но должно же существовать что-то, что стоит защищать ценой своей жизни. Кёко хотела бы не от богов, а от людей услышать слова, которые объяснят ей, в чём ценность жизни. Если религия появилась потому, что она была для человека необходима, тогда почему не возникли новые слова для тех, кто родился уже после того, как религиозность у большей части человечества рассыпалась в прах? Это было для Кёко непостижимо. Вместо этого люди обходятся различными играми: компьютерными, биржевыми, какими угодно. Игры — это не развлечение, не соревнование, игры — это товар, это всего лишь инструмент, позволяющий людям потратить свой ум и волю. Мальчишек покорили компьютерные игры, девчонки в храме под названием «молодость» кружатся в дикой пляске, точно впавшие в транс весталки. Их боги — те, кто не даёт иссякнуть жажде потребления.

— Пойду. — Кёко встала и пошла в комнату прислуги переодеться. Собравшись, она заглянула в гостиную, но подростка там не было. Рассердился! Наверняка ушёл в свою комнату. Она уже вышла в прихожую, когда услышала звуки, они шли из подполья. Спустившись по лестнице вниз, Кёко постучала в дверь подпольного помещения.

— Ты тут? Я ухожу.

Она немного подождала, но ответа не было. В голове У неё, в самой сердцевине, отчётливо отдавалось его натужное дыхание.

Он отказался от предложения Хаяси встретиться в «Вегасе» и пойти вместе, и они договорились ждать друг друга перед зданием полицейского участка района Исэдзаки. Всё потому, что в тесном пространстве, таком, как салон такси, он не мог находиться вместе с кем бы то ни было, это усиливало его тревогу настолько, что становилось трудно дышать. Не то чтобы он стал бояться людей, но ничего не значащая реплика вроде: «Жарко, не правда ли?» — заставляла его мучиться вопросом, почему собеседник решил это сказать и как следует ответить. А пока он обдумывал ответ, голову заполняла мутная чернота подозрений: не таит ли собеседник какого-то злого умысла? Подросток расплатился с таксистом и вышел, избегая пересечься взглядом с Хаяси, который почему-то помахал ему рукой и быстрым шагом поднялся по центральной лестнице полицейского участка.

Сразу при входе, с левой стороны, была стойка для приёма посетителей, Хаяси туда обратился:

— Я хотел бы пройти в отдел общественной безопасности…

Полицейский в форме указал на лифт, надо было подняться на четвёртый этаж. Там Хаяси обратился к одному из сотрудников:

— Скажите, пожалуйста, здесь ли господин Эндо? Это по поводу случая с Юминагой, я вам уже звонил.

— Ах вот что, так вы из «Вегаса»? — Полицейский средних лет, который сидел за столом в глубине помещения, вынул из ящика какие-то бумаги и встал из-за стола. Он был в гражданской одежде, в синих брюках и рубашке без галстука.

Полицейский направился к длинному столу, окружённому стульями, и поманил рукой Хаяси и подростка.

— По-прежнему никаких известий? А это сын? — Он посмотрел на подростка с особым, нарочито бесстрастным выражением лица, которое свойственно полицейским.

— Это младший сын управляющего, — ответил Хаяси.

— Что ж, присядьте. Итак, вы подаёте

заявление от имени фирмы?

— Мы обсудили это и решили, что так будет лучше всего, вот и пришли к вам.

— А матери-то нет? — Полицейский снова посмотрел на подростка.

— Она живёт отдельно.

— Вот как? Невозможно себе представить пропажу такого человека, как господин Юминага, но я готов вас выслушать. — Он разложил протокол приёма заявки об объявлении в розыск и, не поднимая головы, взглянул на Хаяси.

Хаяси стал отвечать на вопросы: имя и фамилия Хидэтомо, возраст, домашний и служебный адрес, номера телефонов.

— Я говорю к примеру, но если всё-таки действительно человек пропал, у вас есть на этот счёт какие-то предположения? — вяло спросил полицейский, в его голосе не было ни искорки заинтересованности.

— Никаких предположений нет, — ответил Хаяси.

Подросток колебался, надо ли говорить об избиении сестры и надо ли создать впечатление, что не исключено исчезновение отца, связанное с семейными неурядицами, однако он лишь опустил глаза и отрицательно покачал головой. Неестественно вежливая речь Хаяси раздражала подростка — ничего плохого не сделал, а трусит, вон и лоб в липкой испарине…

— Итак, где бы он мог быть?

— По правде говоря, четыре дня назад он собирался отправиться в Корею. Но в списках пассажиров его имени нет.

— И часто он ездит в Корею? — Полицейский впервые выказал хоть какую-то заинтересованность, он отложил ручку и поднял голову.

— Раза два-три в год он там бывает.

— Так, значит, в Корею? Сделаем запрос в Министерство юстиции, выезжал ли он из страны. — Полицейский поднялся со стула и направился к своему рабочему месту.

Этот полицейский Эндо был похож на бессловесного Учителя естествознания в школе Хосэй. Подросток впервые побывал в здании полицейского управления, и ему показалось, что там больше чистоты и порядка, чем он себе представлял. Если бы не было полицейских в форме, то обстановка почти ничем не отличалась бы от того, что он видел в мэрии, когда единственный раз в жизни там оказался. Подросток убедился в том, что слова патрульного в полицейской будке в Мотомати были справедливы и даже заявление о пропаже не означает ещё, что будет заведено дело.

— Я думаю, что он не покидал страну, — сказал Хаяси, глядя на полицейского, который в эго время звонил по телефону.

— Тогда где же он?

— Такие вещи говорить неловко, но в этой ситуации позволю себе сказать: я думаю, весьма вероятно, что он путешествует по стране вместе с молодой женщиной, с которой его связывает взаимное чувство.

В душе подросток насмехался над примитивностью суждений Хаяси, очень хотелось объявить ему: по мнению Маи, ты тоже один из подозреваемых! Хаяси задолжал отцу десять миллионов, поскольку тот поручился за его проигрыш в покер, и каждый месяц он возвращал деньги. Вспомнив об этом, подросток вдруг бодрым тоном осведомился:

— А что ваш покер? В выигрыше нынче?

Хаяси, который не мог отвечать на это в полный голос, начал шептать какие-то слова оправдания, но тут вернулся полицейский и сообщил, что Хидэтомо не выезжал за пределы страны. Взяв со стола протокол о приёме заявления, он впервые произнёс официальным тоном:

— Ваше сообщение принято к сведению.

После этого подросток и Хаяси поднялись и направились вслед за ним к лифту.

— Может быть, как раз сегодня он и вернётся. Чтобы пропал человек такого ранга, как господин Юминага… Нет, не похоже это на него! Если он не вернётся и через двадцать дней, и через месяц, тогда действительно у нас будет проблема. Но отсутствие известий в течение десяти дней или около того наводит на мысль, что он где-то в поездке, верно?